– Что ты лыбишься? Больная что ли? Отвечай, или я тебе хребет сломаю!

Стиснул мне горло с такой силой, что я захрипела, и тут же разжал, давая передышку:

– По…пожалела. Он…он в автобусе был с детьми и женой. Мы…мы подружились.

– С детьми и женой?

Закивала, кусая губы от боли и страха.

– А мне сказал, что не женат. – оттянул голову еще дальше и за горло снова сдавил, перекрывая дыхание. – Кто врет? Ты или он?

Задыхаясь, пыталась схватить руками воздух.

– Он…он мог… чтоб вы не тронули жену… он… я не знаю его.

– Сука лживая… а сиськи красивые, – рука вниз скользнула к моей груди, но тронуть не успел и в ту же секунду застонал.

– Руки от нее убери!

– Аслан!

– Руки убрал, я сказал!

Стоят друг напротив друга. Взглядами сцепились намертво. Максим так сдавил запястье Шамиля, что тот слегка присел на полусогнутых. А я на мужа смотрю и вижу то, чего боевик не видит – на спине Максима кровавые пятна и грязь, словно он с кем-то дрался и валялся, катался по земле.

– Брат! Это же шалава русская! У тебя таких вагон…

– Она мне жена. Настоящая. Моя. Женщина. Тронешь ее – меня оскорбишь.

Что-то внутри сжалось от этих слов, зашлось, задрожало так, что слезы рыданием впились в истерзанное горло, содрали изнутри кожу, вызывая болезненный спазм.

– Даже так? С братом драться будешь?

– Если мою женщину позволяешь себе тронуть, не брат ты, а шакал.

Молчи! Молчи, Максим! Это же… это же, и правда, Шакал. Опасная тварь! Но лицо Шамиля вдруг изменило выражение, и он пожал плечами.

– Хм… знал бы, что настолько дорога, не тронул бы. Отпусти. Руку сломаешь.

Максим разжал пальцы, выпуская запястье главаря, и тот несколько раз тряхнул рукой, морщась от боли.

– Теперь знаешь. Проблемы у нас.

На меня даже не смотрит, только «брату» в глаза.

– Какие?

– Сбежал русский. Его свои отбили… и наших перестреляли. Обмен не состоялся. Один я вернулся.

Шамиль прищурился, носом потянул и смачно сплюнул.

– Твари ублюдочные, мрази. Это кто-то из своих сдал. Кто-то, кто знал об обмене.

Я смотрела то на одного, то на другого, и вдруг начало появляться ощущение, что здесь что-то происходит. Точнее, там… там при обмене что-то произошло. Что-то странное.

– Пошли, на улице обсудим. Надо новых пленных искать. Радмира и Мусу вернуть надо. За них уплачено.

Они вышли из комнаты, а я увидела на маленьком столике ножницы, которыми Дагмара резала бинты, схватила их и спрятала под подушку.

 Рухнула на кушетку и снова глаза закрыла, чувствуя, как немеет все тело после пережитого ужаса и от ощущения надвигающейся катастрофы. Какого-то панического чувства, что вот-вот произойдет что-то необратимое и жуткое. После отвара Дагмары я все же уснула. И проснулась от того, что стало нечем дышать. Как будто я тону. Как будто в мои легкие забилась вода, и я не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть. Взметнулась, и все тело застыло от леденящего страха – мне на голову мешок натянули и изо всех сил давили его на шее. Шелест целлофана, спертый воздух и исчезающий кислород. Хаотично машу руками, пытаясь закричать, и слышу только собственное мычание. Если я продолжу сопротивляться, меня убьют, будут держать, пока я не задохнусь. Максим учил меня и этому…

Задержала дыхание и притворно обмякла в руках убийцы. Хватка тут же ослабла, и я упала обратно на постель с притворно широко открытыми глазами, рука осторожно проникла под подушку и сдавила ножницы. Надо мной наклонились, а я, резко обернулась, схватила этого кого-то за лицо и вонзила во что-то мягкое ножницы, силой опрокинула тварь на пол, ударила головой о бетон, сдирая с себя пакет и глядя на ту, что пришла меня задушить, а теперь лежала на полу и смотрела широко раскрытыми глазами в потолок с ножницами, торчащими из шеи. Джанан. Любовница моего мужа. Глупая дурочка. Я – жена смертоносного зверя, и я не менее опасна, чем он сам.