– Святой ты человек, – улыбнулся полковник.
Дурнота в самом деле отступила, и Лев смог наконец-то аккуратно, особо не двигая головой, осмотреться. Сказать, что они пролетали над красивыми местами, было бы пустым преуменьшением. Потому что это было невероятно. Первым делом полковника поразила зелень. Листья на деревьях и трава внизу были какого-то невероятно яркого, сочного цвета, и везде, куда ни посмотри, царила природа. Дороги прятались в деревьях, а редкие дома казались лишними. Суровая и удивительная красота, которая недвусмысленно давала понять, что человек тут лишний.
– Он до сих пор работает? – удивился Гуров, когда оказалось, что «старый аэродром» был вполне себе новым. Два новых аккуратных ангара закрыты маскировочными сетями, небольшое здание, видимо терминал, вертолетная площадка, где стояло еще несколько вертолетов, и большая взлетно-посадочная полоса.
– Он у нас как военный и спасательный, вон в том здании, кстати, может, что интересное и найдем, там работает наш сторож. Уникальный человек, он у нас при этом аэродроме живет, работает. Уже лет пятьдесят. И я думаю, что хорошо помнит тех, кто вам нужен.
«Старый сторож» оказался бодрым старичком, энергии в котором было больше, чем в Гурове после полета на вертолете.
– Да, конечно, помню эту историю. И ребят хорошо помню. Но при пожаре погиб только один. Кашнер Олег. Я его хорошо знал. Остальные все живы остались. Пассажиров пытались спасти, все вытаскивали их. Но там странная была история. Девушка еще с ними была. Ольга, фамилию не помню, надо уточнить.
– Что это значит? Что за странная история?
Старик потер подбородок и задумался, вспоминая:
– Понимаешь, москвич, не обижайся, у нас тут все по-свойски. Из Москвы, значит, москвич. Человек, а не автомобиль. Никто не видел, как они в самолете оказались. Какая-то суета такая была. Откуда-то на поле выбежали олени. Много. А у нас тут животных очень любят, сам понимаешь, Север, животные наши друзья. И пока мы ловили этих оленей, стараясь убрать их подальше от поля, то, соответственно, каким-то образом все оказались в самолете. Ждали только молодого. Потому и задержали вылет, что надо было убрать олешек с поля. А они как сорвались, носились тут. Уж не пуганул ли кто специально. Двадцать лет прошло. Не помню.
– То есть? Как можно не заметить, что каким-то образом, даже пока вы тут все ловили оленей, на полосу выехала машина и погрузились люди? – этот вопрос уже задал Тарас, который волей-неволей и сам втянулся в ту старую историю.
– Я в ту ночь тоже был на работе. Обычно пассажиры приходили, пробивали свои билетики, паспорта показывали и дальше сами с багажом до самолета. А тут шли только пилоты, притом все, что у них были. Я еще удивился, не их смены, а все тут. Один, как сейчас помню, Антонов, самый молодой был, постоянно у нас тут с пьяными дрался. Народ летал в основном под градусом, побаивались тут тогда летать. Вот он обычно выходил и помогал ссаживать таких. Так вот, я тогда и спросил у него, а чего вы все? И он сказал, что начальство хочет отпраздновать что-то и их всех позвали. А пассажиров при мне не было. И в терминале не было. Потом, помню, машина приехала. Большая, черная, типа маршрутки. Я решил, что это начальство на такой ездит. Потом нужно было Зинке помочь заправиться, я отошел. А вернулся – уже взрыв. Тихий такой, но горело сильно. Это я запомнил.
– Это был именно взрыв, а не пожар? – уточнил Гуров, записывая показания.
– Точно взрыв. Самолет рванул у носа, а пассажиры должны были сидеть в салоне, сам понимаешь. Так вот. Пилоты живы, а все, кто в салоне, погиб. Как так? Погиб один, а остальные вытаскивали пассажиров, и я тебе точно говорю, что-то там нечисто было.