Двери захлопнулись. Она снова поднялась к мастерским. На площадку вышел художник Трофимыч – андеграундная звезда восьмидесятых, как всегда с похмелья.

– Инга! Что стряслось-то? – прошамкал он беззубым ртом.

– Трофимыч! – Она вцепилась в его рубашку. – Помоги! Там Олег!

Он вошёл в мастерскую, увидел тело и ругнулся.

– Давай его снимем! – умоляла Инга.

– Поздно.

– Не поздно! Трофимыч, пожалуйста!

Он покачал головой, взял Ингу за руку и вывел на лестничную площадку:

– До приезда полиции трогать не будем. Ты полицию-то вызывала?

– Только «скорую». Кажется, они сказали – сами вызовут.

– Я позвоню ещё раз.

– Ты что-нибудь понимаешь? Он вчера был у меня! Мы только вчера говорили!

– Вот. Кури!

Он достал из засаленного кармана измятую пачку, выстучал сигарету, прикурил, протянул ей. Инга отшатнулась.

– Надо, от шока поможет!

Сигарета прыгала в её руках. Вышла Люся.

– Что творится, мама моя! Что творится! – причитала она и всхлипывала. – Такой синий уже стал, какой кошмар!

Они услышали звук поднимающегося лифта. Мимо деловито прошли три человека в зеленых халатах и шапочках, два – в полицейской форме. Полиция и «Скорая» приехали одновременно. Пришлось возвращаться в мастерскую.

– Что вы нас-то, дамочка, вызвали, – присвистнул один из санитаров, глянув наверх. – Тут труповозка нужна. Серый, звони.

Рыхлый прыщавый санитар лениво достал телефон и начал тыкать.

– Алло, да, – бубнил он в телефон, – у нас труп. Окоченение часов семь точно. Адрес? Какой тут адрес? – Баб-Люся послушно подсказала.

Страшная фигура, свисающая с потолка – «труп» – это и есть Олег? Нет, он таким быть не может! Вещи – вот они – его, а тело чужое!

Трофимыч и баб-Люся отвечали на вопросы следователя, а Инга бесцельно ходила по комнате, прикасаясь к стульям, распахнутому альбому, смятым подушкам на диване, зачем-то оглядела разномастные бутылки в буфете, стараясь вернуть присутствие Олега. Она заметила упавший штатив и бережно подняла его.

– Ничего не трогать! – рявкнул следователь и поправил фуражку. – Зачем вы приехали к пострадавшему? Кем вы ему приходитесь?

– Я с ним работала. Я привезла ему… Я пригнала ему машину.

– В каком смысле?

– Он вчера был у меня. Мы выпили, он вызвал такси. Хотел вернуться за машиной утром. Но не вернулся, – проговорила на автомате Инга и опять сорвалась на крик. – Он не мог сам! Его убили!

Оперативники поставили стремянку, срезали веревку. Трофимыч подошёл, встал рядом подстраховать. Инга где-то слышала, что воздух, накопившийся в легких висельников, выходит с шумом, чуть ли не стоном, когда стягивают петлю. Но стона не было. Только стук об пол, словно упало массивное деревянное кресло.

– Лейтенант, тут на столе записка! «В моей смерти прошу никого не винить». Подпись, без даты.

– Какая записка? Чья? – сонно спросила Инга и подошла к столу. Буквы были заострёнными, узкими – в манере Олега.

– Почерк узнаёте? – спросил лейтенант.

Инга кивнула и выдавила слова с усилием, как подсохшую краску из тюбика:

– Это его… Но он не мог…

Ощущение абсурда, навалившееся на неё, ослабло. Его больше нет. Будто одна эта записка удостоверяла смерть Олега – окончательно.

– Приобщите к делу, – приказал лейтенант. – Вот. А вы говорите – убили! Так, значит, работали вместе. А родственники у погибшего есть?

– Да, мама и сестра. Господи, им же надо сообщить!

– Жена? Дети?

– С женой в разводе. Детей нет.

– Значит, так, мы опечатываем помещение, изымаем технику. А вам на время проведения следственных действий нельзя покидать пределы Москвы. Если понадобитесь – вызовут повесткой. Паспорт ваш давайте! Адрес регистрации совпадает с фактическим местом жительства?