– Добрый вечер! – пожал руку Инге, чуть улыбнулся. – Задержали дела!

Не извинился.

– Так о чём вы хотели поговорить?

Инга открыла рот. Он перебил её.

– Позвольте, я сначала сделаю заказ, – снова улыбнулся лишь губами. Подозвал официанта.

Нарочно хочет вывести меня из равновесия.

– Я слышал про Олега. Искренне соболезную. Жаль, в последнее время мы виделись редко.

А вот тут осечка! Заранее обошёл мой вопрос – решил предупредить удар, значит, есть что скрывать. Встреча была.

– Он говорил о вас, – сказала Инга холодно и посмотрела ему в глаза. Дерзин отразил взгляд, как опытный игрок в покер – флегматично, уверенно. Промолчал. – Вы очень помогли нам в расследовании. Но у меня осталось несколько вопросов.

Он изумлённо поднял брови.

– Послушайте. Не представляю, чем уж там я помог. И вряд ли отвечу на ваши вопросы, – говорил без пауз, не давая ей вставить слово. – Могу только повторить вам то же самое, что сказал Олегу. Тут проблема не в чьем-то злом умысле, поймите. У градостроителя есть определённая концепция развития, и это нормально. Он должен создать осмысленное функциональное пространство для работы и жизни. Скажем, в двадцатые годы главной идеей была революция – конструктивизм: новая архитектура для нового общества. Вы знаете, сколько архитектурных памятников было снесено на пути к этой цели? А сколько было возмущённых голосов по поводу строительства уродливого Дома на набережной, ДК Зуева, Наркомфина! Но теперь они стали частью города, и вы же сами их защищаете.

– То есть вам всё равно, что погибнет Поздняковка? Исчезнет уникальный Дом с писателями?

– Мне не всё равно, – отрезал он, повысил голос. – Именно поэтому я много времени уделяю тому, чтобы их сохранить.

– Провести реконструкцию, оставив один фасад? А стены, а лепнина, декор, интерьер?

– Послушайте, – он сощурился, улыбка превратилась в оскал, – у вас очень благородные романтические представления, но все они устремлены в прошлое. Вы не хотите допустить, что город – живой организм, он развивается. Вашей секте градозащитников хотелось бы всю Москву сделать историческим поселением и вообще ничего не трогать. И пусть оно там гниёт и рушится само.

– Почему же не трогать? Ещё как трогать и как можно скорее, пока не сгнило. Только организовать не так называемую реконструкцию, а научную реставрацию. Как это делается во всех городах цивилизованного мира. Старый центр сохраняется в его исторической концепции, а рядом возникают и развиваются молодые районы. Одно другому не мешает.

Он не удержался от неприязненной ухмылки.

– Знаете, сколько стоит научная реставрация? Думаете, у города есть средства на это?

– Всё ушло на перекладывание плитки? – не сдержалась Инга. – А как же многочисленные инвесторы?

– Инвесторам невыгодно заниматься долгим, дорогостоящим проектом! Скажите спасибо, что хоть как-то восстанавливают все эти здания. Иначе вообще ничего бы не осталось.

– А разве осталось?

Он вздохнул:

– А вы бы лучше посчитали, сколько мы спасли! Вы всё видите в негативе, что вам ни предложи. К сожалению, такая позиция мне хорошо знакома.

– Какая?

– Активный протест, не важно против чего. Протестовать – не работать.

– Знаете что! Олега убили из-за всей этой истории! – выпалила Инга. – Название «Деловой центр будущего» вам о чём-нибудь говорит?

– Вы спятили?? – Он смял салфетку. Инга моргнула, словно по лицу полоснули лучом фонарика.

Какой страх! Будто сигнал светофора резко переключился на красный.

Дерзин быстро взял себя в руки, с нарочитым безразличием посмотрел в сторону, встал, слегка наклонился к ней и сказал полушёпотом: