– Ой, мама! – воскликнула Катька. – А эти все бегают!

И она кивнула на сиротливо стоявший «Мерседес». Из зевак осталось человек пять, которым явно было некуда спешить. Они с большим интересом выслушали историю нашей семьи в Катькиной интерпретации.

При моем появлении последовали реплики: «Да, эти бизнесмены все такие», «Бросают первые семьи и живут или с проститутками, или с моделями, что, в общем, одно и то же», «Деньги им девать некуда, а на ребенка жалко».

Тут Катька объявила, что хочет пить, и какая-то тетка извлекла из сумки наполовину опорожненную пластиковую пол-литровую бутылку воды и напоила мою дочь. Судя по выражению Катькиного лица, она считала, что не зря съездила в город. Будет что рассказать Витьке и дедушкам.

А я решила, что нам с ней следует смотаться, пока не объявились папа с дядей Димой и не начался еще один скандал или гонки с препятствиями.

Я подошла к «Запорожцу», открыла дверцу, откинула переднее место пассажира, чтобы Катька пролезла назад, но больше ничего сделать не успела.

Из здания, которое мы недавно покинули, раздался истошный женский крик. Шел он из какого-то помещения, находящегося левее, если смотреть на окна из моей машины. Поскольку в каждой комнате были отрыты форточки или целые створки, крик прекрасно слышался на улице.

Зеваки, работница медицинского учреждения и я застыли на месте. Катька тут же выбралась наружу.

– А чего это тетя так кричит? – спросила дочь, дергая меня за руку.

У меня же в душе зародилось какое-то нехорошее предчувствие…

Зеваки с теткой в белом халате стали обсуждать, что могло произойти. Тетка опять села на своего любимого конька и рассказывала, что наслушалась уже всяких воплей: матери говорят, что никогда не изменяли своим мужьям, мужья приходят в ужас, узнав, что им изменили с лучшим другом, ну и так далее.

Затем из здания вылетел Дима с выпученными глазами, не обращая внимания ни на кого из нас, стал рвать дверь «Мерседеса» на себя, совсем забыв нажать на брелок, потом вспомнил, выматерился так, что я закрыла ребенку уши, щелкнул пультом, дверцу разблокировал, открыл, извлек на свет божий сотовый, почему-то оставленный в машине, и стал звонить в «Скорую», а затем каким-то своим знакомым, ни про кого из которых я, естественно, никогда не слышала.

Зеваки с теткой в белом халате замолкли и внимали с открытыми ртами. А из здания уже валил народ, быстро рассасываясь в разные стороны.

Димин взгляд упал на нас с Катькой.

– Сука! Убить тебя мало! – прошипел он, правда, я не поняла, к кому именно он обращался.

Первой приехала не «Скорая» и не друганы-товарищи, а милиция, которая быстро взяла дело в свои руки. Милиции вообще понаехало видимо-невидимо, потом стали активно подтягиваться вызванные товарищи и заполнили все прилегающие к лаборатории улицы своими навороченными машинами. Вообще-то я не совсем понимала, зачем вызывать «Скорую» в медицинское учреждение… Хотя потом поняла: приехала реанимационная бригада, которая через пару минут вынесла на носилках Лешку.

Я тут же рванула к нему на пару с Катькой, вцепившейся мне в руку.

– Гражданочка, гражданочка, вы куда?! – возопил молоденький сержант, пытаясь меня сдержать.

– Это папа! – сообщила ему Катька истеричным тоном, с ужасом глядя на вздымающийся на Лешкиной груди предмет, прикрытый простыней.

Тут подул ветерок, и простыню откинуло в сторону. В такт биения сердца у Лехи в груди колыхался нож.

Радовало одно: Лешка был жив. По крайней мере, пока.

Затем последовала пренеприятнейшая процедура объяснения с органами, которые в первые мгновения были готовы заподозрить и меня, и даже десятилетнюю Катьку во втыкании ножа в бывшего.