Воздух вкусный, тягучий, хоть ложкой ешь. И аромат жареного мяса. Желудок тут же отзывается ворчанием на мысли о еде. Голодная – вот от чего метафоры пошли. Кормить они меня там не собираются? Сами-то точно что-то готовят на костре.
Прислушиваюсь к негромкой беседе. Сидят недалеко от повозки. Знать бы еще, чей голос кому принадлежит. По интонации и типу определять «гномов» я еще не научилась, ну хоть имена иногда называют – можно более-менее реальную картинку происходящего получить.
– И все? Да здесь есть нечего! – Очевидно, кто-то недоволен выделенной порцией. А обо мне, чтобы мне оставить, вообще забыли?
– Да, Брэди, ты нарезал маленькими кусочками!
– Глотайте похлебку, хватит с вас. – Черноволосый, его хриплый, командирский бас.
– У нас целая лань в повозке, а мы куропатку на троих делим!
– Лань для короля, сколько раз говорить!
– Нашел, что ему подарить! – фыркает первый.
– И не говори, Вильф, не настолько уж вкусное мясо! Нашел, чем Дрейвна задобрить!
– Давайте отрежем ей одну ляжку!
– И как я ее без ноги королю понесу?
– Порубим на куски! На вертел да в печь!
– Ешьте, что есть, пока не отобрал!
– У нее очень сочные, мягкие ляжки!
Я слышу мечтательный голос Вильфа, и холодная дрожь бежит мурашками по позвоночнику, волной накатывает ощущение безысходности панического трепета. Они меня есть собрались? Я – та жирная лань? Вот зачем он меня лапал! Проверял на пригодность к жарке, да не той, о какой я думала! Что за шоу с каннибалами?
Как назло, лохматый пони, стреноженный и пасущийся рядом, тыкается мне в лицо, языком слизывая соль с моей щеки, и я ору во всю силу легких от неожиданности и испуга. Вскакиваю на тележке, насколько мне позволяет длина цепи, дергаю, сбивая запястья в кровь и ломая ногти. Дешево свою жизнь я не продам: буду кусаться, царапаться, сопротивляться, насколько хватит сил!
– Какая муха тебя укусила? – Брэди поспевает ко мне раньше собратьев. – Чего вопишь? Тебя режут, что ли?
Он влезает ко мне на повозку, приближается, тянется руками, но я так беснуюсь, вцепившись в поручни, в надежде их оторвать и освободиться, что телега раскачивается из стороны в сторону. Мужчина не удерживает равновесие и, падая, сбивает и меня. Ударяюсь головой о деревянный настил и до боли выкручиваю прикованную руку. Брэди приземляется аккурат между моих раскинутых в стороны ног, утыкается носом в живот, рычит, клацает зубами. Он меня живьем есть будет? Вцепляюсь ему в волосы что есть мочи. Теперь он кричит вместе со мной, отдирая от себя мои руки вместе с длинными прядями.
Вильф и Кейл стоят поблизости, не вмешиваются. По булькающим звукам, раздающимся сквозь бороды, догадываюсь, что они ржут над черноволосым.
– Что, Брэди, хороша человечка? – по тону Вильфа слышно, как он рад расквитаться с другом за свой утренний позор.
– Не знал, что тебе нравятся лысые бабы! Смотри, как под тобой трепыхается!
К моей чести, Брэди не сразу удается разжать мои сведенные от ужаса пальцы. Я знаю, что бороться с ним бесполезно, и если чудом вырублю одного, остальные не дадут мне шанса сбежать, но дикий страх быть съеденной заживо прибавляет сил, и я умудряюсь зарядить коленом в пах почти уже слезшему с меня гному.
– Сука! – сквозь стоны выдавливает Брэди. Он сучит ногами по полу повозки, держась за причинное место.
Новый взрыв хохота раздается за бортом, однако быстро сменяется криками боли и грязными ругательствами: черноволосый каким-то образом умудряется выбить балясину, внушительный поручень с треском отскакивает в сторону Кейла и Вильфа. Секунда, и вот уже эти двое валяются у колес, зажав сочащиеся кровью крупные носы.