Не перестану повторять, как мне повезло, что именно к гномам меня отправило Черное Дерево в то первое перемещение. Они относятся ко мне с пиететом, да и положение дочери главы клана имеет свои преимущества: меня защищают, учат, обеспечивают основные потребности. Даже больше: те же роскошные платья и украшения – как баловство. И занятия, работа на кухне и в мастерской по мере сил и возможностей – не черная, не на износ. И рабов в Лауритхе нет: все равны, у каждого жителя свое ремесло, которое его кормит. Не питомник по выращиванию девок для борделей, как у Стражей.
Но ничего, все можно пережить, забуду и Макса. Невинность мою он забрать не успел, хотя и наплел про это с три короба. Интересно, на что они спорили? На то, кто первым уложит меня в постель или женится? И какой приз в этом порочном состязании? И зачем только была нужна эта эпопея со сватовством? Женщин у них мало? Так в Москве их полно! Выбирай любую! И выкуп не нужен!
Тяжелый комок в районе солнечного сплетения не дает свободно вздохнуть, и я останавливаюсь, перевожу дыхание, прислоняюсь лбом к холодной каменной стене.
– Ну, ты чего? Совсем плохо? – суетится Ова, поглаживая меня по спине. – Брэди им причиндалы отрежет! А может, и голову, если Дрейвн разрешит.
– Нет, не надо, – тихо выдавливаю из себя слова я. Голосовые связки словно парализованные, да и все тело отказывается подчиняться. Если бы не подруга, осела б кулем на щербатых ступеньках.
– Не говори никому, о чем услышала, хорошо? Не знаю, как здесь, а в моем мире спор на девушку сродни позору. Только не для спорщиков, а для жертвы.
Гномиха задумывается на минуту, зажав зубами полную нижнюю губу, а потом кивает согласно:
– Не скажу. И про то, что Максимилиан с тобой ложе делил, тоже.
– А про это тем более молчок! К тому же это сказки для Александра. Ничего у меня с Максом не было!
– Как ты смешно его называешь, – озадаченно тянет Ова, но потом ее лицо озаряется: – Я поняла! Это же твой любимый из Ньезфилда, да? А я все гадаю, с чего бы второй Страж решил с Александром тягаться!
– Да, это он, – понуро опустив голову, отвечаю я. Все равно догадается: достаточно сложить два и два.
– Слушай, так может, он и не знал, что это ты, когда спорил, – подруга округляет глаза и нервно теребит свою бороду, – и еще раньше в тебя влюбился?
– Ага, – говорю ей с сарказмом. – Влюбился в одну даму в Ньезфилде, а пари заключил на другую, чтобы Александру досадить?
– Хм… Звучит еще хуже, – хмурится Ова.
– Да все плохо, с какой стороны не глянь. И терки с Обителью Дрейвну не нужны, так что пусть все останется в тайне. Нас с тобой тут не было, мы ни про что не знаем: ни про гарем их, ни про детей, ни про игру на человечку.
Гномиха скептически заводит глаза. Похоже, прошу от нее невозможного: держать язык за зубами. Придется обрабатывать ее, а не страдать в одиночестве…
– Ай! – я вздрагиваю от прикосновения к голой ноге под платьем. Лето, чулки в такую жару я надеть не решилась. И без них несколько слоев плотной ткани длинного платья неприятно липнут к распаренной коже.
Ова вопросительно смотрит на меня.
– Кто-то трогает меня за ноги!
– Крысы, – пожимает плечами подруга, и мы вместе вглядываемся в темноту пещеры, освещаемой редкими тусклыми факелами.
Не то чтобы я боялась, но неприятная дрожь инстинктивно заставляет подобрать подол и подняться на пару ступенек повыше.
– Они же разносчики всякой заразы, – произношу я тем не менее спокойно. – Если укусят, можно сыграть в ящик.
– Меня сто раз кусали. Ничем не болела, – утверждает Ова, – только нос распух и волосы выпали. И зубы! Все до одного! – Она открывает рот и демонстрирует наличие полного комплекта белоснежных здоровых зубов.