Может, и не было никакой девушки? Может, ему это всё померещилось? Он думал, что даппи приходят только ночью. А если это не так? Что, если днём она приходит в таком вот прекрасном облике?

Проклятье! А может… она ещё в храме?

Он снова ругнулся и широкими шагами взбежал по лестнице, почти перепрыгивая через ступеньки, и едва не налетел на Флёр. Его невеста сначала надула губы, всем своим видом показывая, как она обижена и расстроена, но тем не менее тут же взяла его под руку, вцепившись намертво в рукав его сюртука, как клешня краба. Но Эдгар этого и не заметил — так был зол на себя. Он сосредоточенно рассматривал толпу — люди оставляли корзины с выпечкой и фруктами для бедных, а святой отец благословлял детей.

— Позволь, я тебя представлю Жильберу Фрессону, — Рене взял Эдгара за локоть с другой стороны и повёл к группе людей, стоящих подле святого отца.

Приветствие получилось церемонным, уж в этом вопросе Рене умел напустить важности. Эдгара заодно представили и мадам Фрессон — высокой худой женщине в бордовом платье. Но он был рассеян, и лишь сдержанно кивнул, поцеловал баронессе руку, а сам всё продолжал искать глазами в толпе незнакомку в зелёном платье.

Жильбер Фрессон тоже был рассеян, они перебросились какими-то незначительными вежливыми фразами и разошлись. А затем Эдгар направился к тому месту, где сидела незнакомка, и хотел поднять ветку цветов, которую она оставила, но его опередила рука Фрессона.

— Вы позволите? — произнёс он, перехватывая трофей у Эдгара.

— Да. Конечно, — было бы глупо ответить что-то другое.

Их взгляды встретились, и усмехнувшись, Эдгар спросил:

— Любите франжипани?

— Эээ, да, — Фрессон замялся, но потом добавил с ответной усмешкой, — вижу, что и вы — тоже.

— Вы не знаете, случайно, кто сидел на этом месте? Я просто ещё не всех здесь знаю.

Здесь? — Фрессон как-то неопределённо пожал плечами. — Мне кажется, здесь… никого не было.

— Вы уверены?

— Абсолютно! Простите, я должен идти, — и кивнув в знак вежливости, Жильбер Фрессон быстро удалился.

Проклятье!

Эдгар подумал, что сегодня он только и делает, что грешит в храме, ругаясь совершенно неподобающе. Он ещё раз посмотрел на лежащие на полу лепестки. Всё это было так реально.

Ну не могло же ему это всё казаться! Может, именно так и сходят с ума?

Флёр стояла и смотрела на него, демонстративно надув губы, но в её прекрасных голубых глазах отражалось штормовое море. Будь он ньором, наверное, его бы уже запороли до смерти на конюшне, а так, пока он не стал её мужем, видимо, она сдерживала себя изо всех сил.

Они вышли из храма, и, стоя на ступенях, Эдгар принялся разглядывать толпу на площади, и людей, идущих к коляскам, в ожидании одного — не мелькнёт ли в светло-зелёное платье.

И не мог объяснить, почему в душе он так зол. И на что он зол? На эту собственную беспомощность и странные желания? На безвыходность ситуации, или на Флёр и своё решение жениться на ней?

И казалось, что именно последнее угнетает его больше всего. Потому что незнакомка с цветами франжипани больше не покидала его мыслей, она сводила его с ума этой недосягаемостью и тем, что он никак не может отличить реальность от видений. Он хотел видеть её снова. И не знал, что с этим делать.

Он стоял так некоторое время, пока Флёр не потянула его за рукав со словами:

— Ну сколько можно стоять на солнце? Мы же тут изжаримся!

А когда они спускались по лестнице, Эдгару снова показалось, что кто-то смотрит ему в спину. Он оглянулся, но на ступенях стояли только прихожане и святой отец, и больше никого не было.