— Ну… вы же не были друг другу представлены, так что нет… не считается, — Рене усмехнулся, макнул пальцы в чашу с водой и прикоснулся ко лбу.

— Тогда, выходит, что я никого из них не знаю.

— Они… довольно милы. Уверен, что с твоим спокойным характером ты быстро с ними поладишь, не в пример твоим родственникам.

В храме народу было полно, и почти все лавки оказались заняты, но места в первом ряду для Флёр придержала её тётя. Хотя в этом не было большой необходимости. Новость о помолвке Флёр Лаваль и Эдгара Дюрана уже облетела всё альбервилльское общество, и общество желало внимательно разглядеть новую пару. Так что на эти места и так бы никто не покусился.

Пока они шли между рядами лавок, Эдгар чувствовал на себе множество любопытных взглядов, слышал шепотки, а сам старался ни на кого не смотреть. Это было крайне неприятно, но ситуацию спас Рене, который шёл впереди, приветливо всем кивал и пожимал руки, забирая на себя часть навязчивого внимания. Когда Эдгар добрался до первого ряда, ему уже хотелось сбежать от всего этого. От невыносимых запахов: духов, благовоний и фиалковых деревьев, которыми здесь повсюду обсаживали храмы. А ещё от этих взглядов и слов, что, казалось, сверлили мозг.

— …да куда ему деваться…

— …у них большие долги…

— …совсем спятил, говорят…

— …неплохая пара…

— …она такая красавица…

Его не покидало ощущение того, что на шее у него удавка, и она уже начала затягиваться.

— Эдгар, ты такой мрачный, — шепнула Флёр, усаживаясь подле тёти и по-хозяйски беря его под локоть. — Мы же не на поминках. И на нас все смотрят, не мог бы ты хоть изредка улыбаться? Не забудь, что многие из этих людей придут завтра к нам на помолвку, я не хочу, чтобы они меня жалели.

В этот момент вышел святой отец и праздничная проповедь началась.

Возлюбленные братья и сёстры…

— Кстати, здесь Жильбер Фрессон, — не поворачивая головы, шепнул Рене, сидевший по другую руку, — я думаю, вас надо познакомить. Он, к тому же, друг Бернаров и сын банкира. И тебе тоже не помешает такой друг. Он сидит у тебя как раз за правым плечом. Голубой галстук… А ещё Фрессоны дружны с Лаваль…

…превознося молитвы за ближних своих…

— Я уже знаю, — ответил Эдгар, вспомнив свой недавний поход в банк.

…и дарует вам спокойствие и чистоту помыслов…

Монотонный голос святого отца плыл над головами, отражаясь от высоких сводчатых потолков, и укачивал, как в колыбели. В храме становилось душно, служки приоткрыли окна, и Эдгару вдруг показалось, что с улицы он слышит глухой звук барабанов.

— Ещё мадам Фрессон, вон та женщина с лицом святой. В бордовом платье. Она — организатор заключительного бала и аукциона цветочных масок, — продолжал нашёптывать Рене, — и она баронесса, кстати. Тебе стоило бы ей понравиться. Она имеет в Альбервилле огромное влияние. И на мужа в том числе.

Эдгар чуть повернул голову, пытаясь краем глаза разглядеть мадам Фрессон. Но он её не увидел. Он вообще ничего не увидел, кроме…

Она была здесь.

Та-что-приходит-по-ночам. Девушка с рынка. Девушка, которую он целовал…

Она сидела через проход, в другом ряду, теребя в пальцах ветку цветов франжипани. Её светлое платье в тонкую зелёную полоску и аккуратная прическа, и изящная шляпка, и перчатки — всё это совсем не напоминало ту девушку с распущенными волосами, что танцевала ночью на кладбище в кругу дурманящих огней. Разве только глаза…

Их взгляды схлестнулись, и в этих глазах было столько безотчётного ужаса, словно это она только что увидела болотного ягуара, который приходит в кошмарных снах.