Первым словом нашего сына было слово «папа» — настолько он был отцом! Настолько идеальным и любящим. Камаль многое знал и многому меня научил. Я влюблялась в него потихоньку, а в конце — он разбил мне сердце.

После очередного нападения его врагов на наш дом он привез нас в аэропорт. На прощание у нас были считанные минуты, и все эти минуты я потратила на мольбы — я молила его не оставлять нас. Молила забрать нас с собой. Молила, чтобы он выбрал семью, но он выбрал месть.

Камаль Шах посадил меня на самолет с годовалым сыном и сказал, что вернется за нами.

Прошло пять лет, за которые я хоронила его трижды. В последний раз — окончательно. Он пропал с радаров, я — вышла замуж и обрела стабильность, а теперь…

Теперь он большой человек. Черный президент. Господин Шах.

Он как Феникс — восстал из пепла, и в этом огне теперь сгораю и я.

Я ставлю пустой бокал на стойку и прикрываю глаза, пока в ноздри не ударяет знакомый запах прошлого.

Всего в двадцати сантиметрах от меня на барную стойку медленно опускается рука. На пальце — кольцо, въевшееся в память. Это мое кольцо. Я сделала его своими руками и с любовью, а подарила ему, захлебываясь в аэропорту горькими слезами.

Я умоляла его лететь с нами, еще не понимая, что он уже давно принял решение остаться во имя мести.

Все эти годы я стирала из памяти его голос, его руки, его выбор.

Но память не стерла ни запах, ни это чертово кольцо.

— Стакан воды. Со льдом, — его хриплый голос разбивает тишину, и я резко поднимаю глаза.

5. Глава 3

— Ваша вода со льдом, господин.

За шестьдесят секунд, которые я мысленно отсчитываю все это время, мы не говорим друг другу ни слова.

Бармен ставит перед Камалем стакан с водой, и он осушает его за несколько глотков — таких жадных, что я слышу каждый его глоток и визуализирую, как при этом дергается его кадык.

Его мощное присутствие заполняет каждый дюйм воздуха, который я тщетно глотаю в попытке вернуть себе самообладание, чтобы подняться на непослушные ноги и уйти.

Но ноги не слушаются.

И я, черт возьми, не ухожу.

Мы сидим за барной стойкой, почти не двигаясь — как две статуи, случайно оказавшиеся рядом.

Я — изо льда, который вот-вот треснет и разлетится на мелкие осколки.

Камаль — явно из чего-то покрепче, ведь в разговоре с Сашей он никак не выдал наше прошлое. А в прошлом он имел на меня все права и трахал почти каждый день — жадно, достаточно грубо, оставляя на моем теле следы черной любви. Неудивительно, что тогда я очень быстро забеременела.

Слегка качнув головой, я впиваюсь пальцами в барную стойку и планирую подняться на ноги, как он резко начинает говорить:

— Здесь слишком много ушей. Пойдем на балкон. Там никого нет.

Внутри все сжимается в тугой ком, а паника поднимается с самого дна.

Я застываю, скользя пальцами от стойки к давно остывшему стакану. В нем нет ни воды, ни льда, хотя последнее точно бы отрезвило меня в эту секунду.

Ведь я не думаю, что готова ко встрече с этим мужчиной один на один. Я не готова, но говорю совершенно другое:

— Не думаю, что нам стоит продолжать это общение.

Мой голос звучит холодно, отстраненно и чуждо даже для меня самой, и эта выдержка — почти повод для собственной гордости. Я горжусь собой!

— Пожалуйста, — доносится до меня тихий шелест.

Камаль изменился — он научился говорить «пожалуйста», и это… заставляет притормозить, сбавить обороты.

До тех пор, пока я не понимаю, что в этом слове приказа больше, чем просьбы!

Он приказывает мне этим «пожалуйста».

Я чувствую, как во мне вскипает гнев, поэтому резко поднимаюсь с высокого стула, ощутив в ногах долгожданную опору.