Рабыня, едва поспевая за госпожой, чуть слышным шепотом рассказывала о беседе с сарматом. На нижнем, каменном, этаже, в ложах для патрициев, матрона Лепида заметила дородную фигуру супруга, восседавшего рядом с их ближайшим родственником Клавдием, и устремилась к благородным мужам, не пропуская ни слова из рассказа рабыни. За время повествования выражение точеного лица патрицианки не изменилось. Лишь дослушав до конца, она, не оборачиваясь, спросила:

– Как имя конюха?

– Глутурин, – пролепетала Хлоя. – Он хотел меня обесчестить, – зачем-то добавила гречанка, как будто именно это могло усугубить вину сармата. Но хозяйка ее уже не слышала. Остановившись недалеко от скамьи супруга, Домиция Лепида словно о чем-то задумалась. На самом же деле внимательно прислушивалась к разговору двух почтенных матрон, сидевших рядом выше, на местах для всадников. Одна из сплетниц, Юлия Паламба, проживала с Лепидой по соседству и была женой военного трибуна пятого легиона Луция Гимения Стратоника.

– Да что там говорить! Лепида и сама большая развратница! Всем известно, что в ранней юности жена сенатора Мессалы возлегла со своим родным братом, а когда об этой связи стало известно, каким-то чудом сумела выкрутиться на суде. И дочь такую же растит, – возбужденно рассказывала подруге Юлия Паламба. – Вчера я видела, как Мессалина смотрит на моего мужа! Еще немного, и эта бесстыжая девчонка, одержимая похотью, набросится на Луция и совратит его прямо на улице!

Матрона Лепида неспешно двинулась дальше, чуть слышно приговаривая, как будто запоминая:

– Глутурин. Юлия Паламба.

В ложе она провела не более нескольких минут, не обращая внимания на арену и устремив взгляд прозрачных серых глаз на установленную перед обелиском пышнобородую скульптуру Нептуна. Морского бога окружали семь изваянных из камня дельфинов, изрыгавших фонтаны воды в небольшие мраморные бассейны. Патрицианке было не до скачек. Ее одолевали тревожные мысли. Потому и не смотрела жена сенатора Мессалы на несущихся наездников, среди которых в одном из заездов снова участвовал Флавий Скорп.

– Что-то случилось? – осведомился патриций, кидая на супругу озадаченный взгляд. – Дома все в порядке? С Мессалиной?

Вопрос был не праздный. Сенатор заглядывал домой крайне редко, основную часть времени проводя на пирах у Калигулы и в разъездах по делам службы.

– Не волнуйся, Марк, дома хорошо, – вымученно улыбнулась патрицианка, поднимаясь со скамьи. – У меня разболелась голова. Пожалуй, поеду, прилягу.

– Цезарь этим вечером посылает меня в провинцию, но к завтрашнему дню я снова буду в Риме, – проговорил благородный муж. – Вернувшись, надеюсь увидеть тебя в добром здравии.

Мессала Барбат поднялся, запечатлел на челе супруги долгий поцелуй и проводил ее жемчужный плащ довольным взглядом.

– Не девочка уже, а все так же хороша, – усаживаясь на место, заметил он, обращаясь к Клавдию.

Тот не шелохнулся, продолжая, как зачарованный, смотреть на стремительно бегущих лошадок, влекущих двухколесные колесницы. Слюна, сбегая по подбородку, капала на тонкую белую патрицианскую тунику, но дядюшка императора этого не замечал. Ум Клавдия был слаб и, поглощенный чем-то одним, был не способен к сторонним размышлениям.

Москва, 199… год

Получив разрешение расходиться, творческий совет ночного клуба «Эротика» пришел в движение. Загромыхали стулья, и стриптизерши поднялись из-за стола, походкой от бедра направляясь к выходу. За ними потянулись оба друга. Только Юлиана продолжала сидеть за отдельным столиком, дочитывая книгу. Стуча желтыми «мартинсами»