Её гнало безумие и страх, и осознание того, что выбраться отсюда она уже не сможет. Не успеет. Она зашла далеко, и ей просто не хватит времени и сил.

Колодец слишком глубок. Не колодец — бездна...

Зверь слишком силен, и это его территория.

А она была слишком самонадеянна.

Ветви цепляются за крылья, и она теряет счет времени, а силы совсем на исходе...

Ей не хватает воздуха. Потому что в Дэйе он недвижим, он горячий, влажный и похож на густую паутину, прилипающую к крыльям. Ей бы совсем немного, всего один восходящий поток, чуть-чуть ветра, который вынесет её на поверхность...

Дыхание Зверя совсем близко, и оно опаляет. Внутри у неё разгорается пламя, и она видит, как с перьев на крыльях срывается каплями кровь и превращается в жидкий огонь. Ей жарко, невыносимо жарко, лицо пылает, и лёгкие рвутся с хрипом. Она задыхается.

Сейчас она просто сгорит...

— Кэтриона! Очнись!

Голос приходит издалека. И это голос ветра.

— Очнись! Слышишь!

Ветер хлещет её по щекам, и он такой живительно прохладный...

— Кэтриона! Мать твою, очнись же! Очнись!

...ветер льется откуда-то сверху, и из последних сил она взмывает за ним и вливается в восходящий поток. Это он хлещет её по щекам, и она ловит его ртом, вдыхая глубже и глубже. Крылья наливаются новой силой и новым огнем. Совсем другим огнем. Неведомым ей прежде. Живительным и лёгким, и крылья поднимают её над серым лесом.

Сумрачные небеса Дэйи несутся ей навстречу, дымка тает, разрывается в клочья, и она выныривает на поверхность. Сзади долетает разочарованный яростный рев, и в самый последний момент, когда она уже не там, но ещё и не здесь, отчаянный рывок Зверя, и его коготь, самый длинный из всех, успевает зацепить её крыло и пройтись по нему лезвием.

Кэтриона с криком открыла глаза.

Она лежала на земле, на влажной листве среди развалин, и Рикард сидел рядом, обхватив её руками, тряс за плечи, и ее голова болталась из стороны в сторону. И щёки горели, и даже губы, и, казалось, что на них кровь...

— Слава Богам! — воскликнул Рикард, держа её за плечи и глядя в глаза.

И внезапно он прижал её к себе со словами:

— Что это, мать твою, такое было?!

Голос не слушался, Кэтриона пошевелила рукой и прошептала:

— Больно...

— Демоны Ашша! — Рикард увидел кровь и отбросил плащ с её плеча.

Рукав на куртке был разорван, и рубашка под ним, и тонкая шерсть кофты — всё пропитано кровью. Он расстегнул куртку и кофту, стащил с плеча и разорвал рукав рубашки. Кэтриона не сопротивлялась — у неё просто не осталось сил.

От локтя вверх по плечу протянулась глубокая рана, нанесенная острейшим лезвием.

— Не вставай! — он скатал валиком свой плащ и положил ей под голову.

Принес воду и сумки. Она пила жадно, и жар постепенно уходил.

— Не шевелись! — Рикард разглядывал рану, а потом посмотрел на Кэтриону. — Кто это сделал? Или... что? Здесь же никого не было!

— Просто... перевяжи.

Он принялся быстро рыться в сумке, достал какую-то баночку. И она вспомнила, как по такой же его баночке пыталась в Ирдионе понять, кто убийца Крэда... Мазь от ран.

— Возьми лучше в моей сумке, — произнесла она тихо.

— Ага, как же! Думаешь, я не видел, как миледи руны умеет плести? Я твою сумку трогать не буду.

— Значит, пытался? — она улыбнулась слабо, в ушах всё еще колотился набатом пульс.

— Ну ты же разглядывала меня бессовестно этим утром. Так что всё по-честному. А руку тебе придется зашить. Наверное, вернемся на постоялый двор.

— Нет. Не нужно зашивать. Дай мою сумку.

— Рана глубокая, зашить нужно.

— Нет, просто дай сумку.

Она достала банку — мазь Адды творит чудеса, стянет рану и к утру уже только след останется.