— Никем, ваше величество, - произнёс генерал глядя в зал, - она умерла в родах, и воспитать её дочь… для меня это был долг чести.

— Ну и как? Нашёл ей подходящего жениха?

— Да, Ваше величество, завтра уезжаю. По дороге совершим обряд в Ирмелине и отбуду на границу.

— Ирмелин? Что же, я за тебя рада. Поезжай. Жду хороших новостей. И, кстати, если ты привезёшь мне Зверя в клетке, живым, я пожалую твоей незаконнорождённой дочурке какой-нибудь титул и землю. Так что сможешь сделать свою дочку баронессой. В обмен на Зверя, конечно! Хочу видеть его у своих ног поверженным.

Её глаза блестели, она нервно хлопала по перилам сложенным веером, снова рассмеялась, и генералу очень не понравился этот смех.

***

Город был пьян ещё с обеда, а к вечеру карнавал выплеснулся на улицы Рокны. На каждой площади и перекрёстке шли представления, нарядные мужчины и женщины танцевали под дзуну и дудки, повсюду разливали молодое вино. В каждом кабаке, каждой таверне, каждом постоялом дворе сегодня выставляли глиняные бутыли и кувшины с пенящимся напитком.

— Три леи за пяток! — кричали вокруг, и это означало, что за три медяка можно взять пять бутылок.

В толпе мелькали маски, циркачи и ряженые. Юные таврачки в красных юбках плясали на площадях фривольные танцы с бубнами, швыряя в толпу конфетти.

К дворцу Лирайе почтенная Маргаретта и Кайя подъехали, когда он уже был полон, и танцы начались. Сегодня не было чопорных представлений, никто не бил в гонг, оповещая о прибытии. На мраморных лестницах резвились шуты и акробаты и на террасе вино лилось рекой. Тигры, львы, павлины, бабочки, стрекозы, лебеди и чудовища — маски были кругом. Маргаретта велела Кайе надеть алое платье, сказала, что к её росту только оно и подошло. Хотя Кайе наряд показался чересчур кричащим. Юбка — водопад алой тафты и шёлка, тугой корсет, который почти не давал дышать, а у туфель был слишком высокий каблук. Но Маргаретта сказала, что Ройгард — не карлик, да его и не будет на маскараде, а будучи теперь помолвленной, она точно может не стесняться. Волосы подняли наверх и украсили цветами, а лицо скрыли под чёрной бархатной маской. А ещё Маргаретта шёпотом велела ей выпить вина и не использовать веер, если кто-то вдруг захочет её поцеловать. И Кайя даже не знала, что сказать, а только смутилась.

— Это же карнавал, девочка, тут можно позволить себе всякие вольности. Потом ты выйдешь замуж и уж поверь, вряд ли тебе снова представится такая возможность. Повеселись от души! Как говорят в Рокне: «Веселись всегда так, как будто этот праздник последний».

Стоило им войти в зал, как её пригласили танцевать. И дальше она уже не могла остановиться: один танец за другим — незнакомые пьяные люди, и маски, маски, маски... Всем было уже всё равно с кем танцевать и что танцевать. Музыка была веселей, а танцы задорней, чем вчера. И не нужно было никому нравиться или кого-то выбирать.

Отец приехал на маскарад раньше, чтобы встретиться с королевой, а Кайю оставил на попечение Маргаретты. Но сегодня почтенная сваха не слишком её опекала, считая свою работу выполненной, и занималась тем, что сплетничала с гостями.

— Когда пробьёт гонг, будет представление королеве, так что будь рядом со мной к этому моменту, а пока развлекайся, — прошептала она.

Кайя покрутила кольцо на руке и вышла на террасу. По совету Маргаретты она выпила два бокала вина, и голова теперь непривычно кружилась. Нехорошо будет, если она оступится перед королевой в этих туфлях. Она спустилась с террасы вниз, прошла вдоль череды фонтанов к пруду, остановилась на ступенях, ведущих к воде, глядя на утонувший в темноте сад, мерцающий тут и там загадочными огнями. Айяаррские светильники. Она долго их разглядывала — удивительно, что это просто камни. Сияющие камни. Они освещали всё: сад, зал, террасу, и только здесь, на ступенях, было сумрачно и тихо. С негромким журчанием среди мраморных львов и самшитовых фигур в пруд стекал ручей. Кайя сняла маску, присела на берегу и опустила разгорячённые руки в прохладную воду. Несколько раз зачерпнула её ладонями и налила в вазон с засыхающим розмарином. Наннэ говорила, что любовь нужна всем, даже вот такому погибающему кустику. И если можешь дать каплю любви — дай.