– И что здесь теперь, инспектор?

– Гамбургерная.

Вандерхайд кивнул:

– Мне показалось, что я чувствую запах мяса. Разумеется, франшиза какой-нибудь американской корпорации. Принсес-стрит видела дни и получше. Вы знали, что, когда создавался «Шотландский щит и меч», организаторы встречались в бальном зале «Сентрала». Десятки и десятки людей, и все горели желанием вернуть Дал-Риаде[17] былую славу.

Ребус промолчал.

– Вы не помните «Шотландский щит и меч»?

– Вероятно, это было до меня.

– Да, действительно, вы правы. Это было в пятидесятые годы. Ответвление Национальной партии. На двух-трех заседаниях я сам присутствовал. Там звучали яростные призывы взять в руки оружие, а после все пили чай с булочками. Надолго их не хватило. Один год президентствовал Бродерик Гибсон.

– Отец Ангуса?

– Да. – Вандерхайд погрузился в воспоминания. – Тут неподалеку был паб, знаменитый своими политическими дискуссиями и поэтами. Некоторые из нас после совещаний ходили туда.

– Мне послышалось или нет, что вы сказали, будто были там всего пару раз?

– Возможно, немного больше.

Ребус ухмыльнулся. Если копнуть глубже, то, вероятно, выяснится, что некий мистер Вандерхайд некоторое время был президентом «Щита и меча».

– Отличный был паб, – вспоминал Вандерхайд.

– В свое время, – добавил Ребус.

Вандерхайд вздохнул:

– Эдинбург, инспектор. Не успеешь оглянуться, как меняют название паба или профиль магазина. – Он ткнул куда-то себе за спину тростью. – Но это никто изменить не может. Это тоже Эдинбург.

Трость указала на Касл-Рок[18] и попала кому-то по ноге. Ребус повернул голову в сторону того, кому достался удар, – это была женщина. И Ребус виновато улыбнулся.

– Давайте перейдем на другую сторону, посидим там, – предложил он.

Вандерхайд кивнул, и они, дождавшись зеленого светофора, перешли на более спокойную сторону улицы. Здесь стояли скамьи спинками к саду. Каждая была посвящена чьей-то памяти. Вандерхайд попросил Ребуса прочесть табличку на их скамье.

– Нет. – Вандерхайд покачал головой. – Никого из них не знаю.

– Мистер Вандерхайд, – сказал Ребус, – я начинаю подозревать, что вы попросили привезти вас сюда по единственной причине – хотели прогуляться. – (Вандерхайд улыбнулся, но промолчал.) – Так когда вы в тот вечер приехали в бар?

– Ровно в семь. Так мы договорились. Ангус, конечно, был в своем репертуаре: он опоздал. Думаю, он появился в половине восьмого. К этому времени я сидел в углу с виски и содовой. Кажется, я взял «Джей энд Би». – Этот маленький подвиг памяти, казалось, доставил ему удовольствие.

– Вы кого-нибудь узнали в баре?

– Слышите? Волынка, – сказал Вандерхайд.

Ребус слышал, хотя волынщика не видел.

– Играют для туристов, – отозвался он. – Летом зарабатывают хорошие деньги.

– Неважно играет. Наверняка одет в килт, а тартан неправильный.

– Так был в баре кто-нибудь из знакомых? – не отставал Ребус.

– Дайте подумать…

– При всем уважении, сэр, думать вам незачем. Вы либо знаете, либо нет.

– Так вот, я думаю, там был Том Хендри, он остановился у нашего столика поздороваться. Тогда он работал в газете.

Да, Ребус видел это имя в списке.

– Были еще… Я их не знаю, и они помалкивали. Но я помню запах лимона. Очень сильный. Я подумал, может, это духи, но, когда сказал об этом Ангусу, он рассмеялся и ответил, что пахнет не от женщины. Больше он ничего не сказал, но у меня создалось впечатление, что мои слова его очень насмешили. Не уверен, что все это имеет отношение к делу.

– Я тоже.

В животе у Ребуса заурчало. У них за спиной неожиданно грохнул взрыв. Вандерхайд вынул из жилетного кармана часы, открыл стекло и провел пальцами по циферблату.