Пытливый мальчик прислушивался к тому, о чем говорили взрослые. Он запомнил, что кругом близких знакомых отца были не священнослужители, а учителя, нередко собиравшиеся на посиделки у отца Иоанна. В доме хранились собрания сочинений русских классиков и даже книги весьма передового для своего времени педагога К.Д. Ушинского. «Отец больше всего общался с учителями, – вспоминал Николаевский. – Я с трудом вспоминаю случаи, когда местное духовенство посещало нас… Они не играли в карты, которые были обычной формой отдыха в те времена, а вели разные дискуссии, читали газеты, делились новостями». С симпатией шла речь о деревне, о крестьянах и их социальной роли. «Это с самого начала заложено во всех нас было», – подчеркивал Николаевский. Ни в этих беседах, ни в более узком домашнем общении религия особой роли не играла. «Это был дом верующих интеллигентов»[28].

Как и приходившие в дом учителя, отец Иоанн и Евдокия Павловна были людьми отчасти свободомыслящими. Они отнюдь не ставили под сомнение Священное Писание, но пытались согласовать его с естественными науками и историческими знаниями. Группа интеллигентов, собиравшихся у отца, была разночинной. Среди них встречались и дворяне, и выходцы из низших сословий. Для всех этих людей было характерно какое-то неопределенное «народолюбие». Они не были сторонниками республики, не были врагами царизма, но и никакого преклонения перед монархией не ощущали. Коронация Николая II, за которой внимательно следили в 1894 г., стала чем-то подобным ярмарке или нижегородской выставке 1896 г., о которых в доме также много говорили.

«Сходки» в доме Николаевских показались властям подозрительными (видно, кто-то донес о них), участникам сделали неформальное предупреждение, и встречи благоразумно решено было прекратить[29].

И еще одна сторона интересов раннего детства, на этот раз, казалось бы, очень далекая от будущей профессии, существенно повлияла на карьеру ученого. Подобно многим другим мальчикам его возраста, Борис еще до поступления в общеобразовательную школу стал увлекаться популярной естественно-научной литературой. Вначале это были журналы «Вокруг света», «Природа и люди», а вслед за этим толстые книги. Ребенок стал с увлечением читать, в частности, только появившуюся, роскошно изданную книгу французского астронома и известного популяризатора этой науки Камиля Фламмариона «Живописная астрономия» (она вышла в известном издательстве Павленкова в 1897 г.).

Николаевский через много лет рассказывал, что популярную книгу по астрономии он впервые прочитал, когда ему было 8–10 лет[30]. Имея в виду год выхода книги Фламмариона, можно прийти к выводу, что прочитал он ее не ранее десятилетнего возраста. А чуть позже (Борис в это время стал уже гимназистом) он, не отрываясь, читал дополнение к этой книге под названием «Звездное небо и его чудеса», выпущенное тем же Павленковым в 1899 г. От звездного неба с его чудесами недалеко было до чудес земных – Борис стал страстным коллекционером минералов, насекомых, составлял гербарии. Так начинали формироваться два качества будущего исследователя – стремление к упорному и настойчивому тематическому собиранию того, что он считал важным, и умение хранить, сортировать, описывать, классифицировать собранные ценности[31].

Разумеется, Борис читал Ветхий и Новый Завет, но они были для него не духовным каноном, святыней, священными текстами, а сборниками героических сказок, мифов, легенд. «Мне это просто нравилось»[32], – вспоминал он. Но все же сознательный отход от религии начался позже, в первых классах гимназии. Естественно, как и все дети из интеллигентных семей того времени, он поглощал романы Майн Рида, Гюстава Эмара, Фенимора Купера; постепенно пристрастился и к поэзии Пушкина и Лермонтова, стал читать рассказы Чехова. Однако поистине открытием для него стали вольнолюбивые мотивы в разоблачительной лирике Некрасова.