– Точно? – Он не мог ей поверить; он не доверял ей. Возможно, она только вообразила, что никому не рассказала. Возможно, она не собиралась никому рассказывать. Но когда она пила, язык у нее развязывался, а он прекрасно знал, что порой она выпивает днем по нескольку бокалов с другими домохозяйками: у них дома, у него дома или в одном из двух баров Каркинеза.

– Если бы он знал, что это ты, – сказала Джанет, – он бы наверняка к тебе пришел.

Но он не слушал ее. Он бродил по собственному дому, чувствуя себя очень неуклюжим.

– Что они говорят? – спросил он. – Каково общее мнение о Домброзио?

– Ты хочешь спросить, считают ли все, что с ним обошлись справедливо?

– То есть ему симпатизируют? Господи, он мог сбить любого из наших детей, а у самих Домброзио детей нет. Они о таком не думают. Это еще одна их беда. У них нет детей, поэтому их не интересуют школьные проблемы, облигации и налоговые ставки. И очень многих в округе бесят эти иностранные машины. Он отправляет свою в Сан-Франциско на техобслуживание; он не ездит в местную мастерскую, потому что она не американская. И наверняка бензин он тоже не тут покупает. Они продукты берут в местном магазине или в городе?

К этому моменту он уже так далеко отошел от Джанет, что не слышал ее ответа. В окно гостиной он посмотрел на огни Донки-холла, на стоящие рядом машины. Общественная деятельность. Улучшение жизни общества. Конкурс детских костюмов на Хеллоуин, чтобы дети не хулиганили. «А что бы я сам сделал?» – спросил он себя.

Его предложения были общеизвестны. Когда-то давно, только переехав в Каркинез, он опубликовал их в местной газете и оплатил их распространение. Два или три новых класса в средней школе – классы становились больше с каждым годом. Даже новое здание школы, с большой аудиторией и горячими обедами. Детский сад. Больше уличного освещения. Городская библиотека, работающая больше четырех часов в неделю и выписывающая другие журналы, кроме «Нешнл джиографик». Новая дорога в город – это требовалось согласовать и с округом, и со штатом. Для обеспечения всего этого нужно было бы повысить налоги, и он тоже этого хотел. И банк должен был бы выдавать больше кредитов.

Но главное: более чистая вода и более дешевое электричество. Если здесь не появится какая-то промышленность или бизнес, денег на улучшения не будет никогда. Владельцы ранчо никогда не заплатят: у них есть деньги только потому, что они очень скупы и платят за работу собственным сыновьям и дочерям. Только мельница в Олеме, электростанция «Эр-Си-Эй», небольшие розничные магазины… и, конечно, люди, которых округ нанял для расчистки дорог зимой, обрезки деревьев и вывоза сломанных веток. Когда-нибудь это все равно произойдет. Все улучшения, которые он предлагал, обязательно осуществятся. Но он хотел увидеть их при своей жизни.

И, думал он, если мы не сделаем это сами, это сделают люди со стороны. Деньги со стороны, перекупщики земли, которых мы не знаем. Здесь не всегда будут молочные фермы.

Под ним, в темноте, мигали огни Донки-холла. «Надеюсь, вы сможете собрать пять долларов на призы, – подумал он. – Это непросто, антисемитские вы ослы. А потом ежегодное барбекю. Если бы я вступил в клуб, я бы мог управлять горчичной концессией или открыть киоск с мишенями и дротиками. Мы могли бы заработать двадцать долларов, чтобы поставить их на корову на конкурсе».

Подняв правую руку, он сделал непристойный жест в сторону Донки-холла. Любой, кто случайно взглянул бы в эту сторону, его бы увидел: шторы были откинуты и его силуэт освещала лампа в гостиной. Но ему было все равно. Напечатаю это на бланках, подумал он. Агентство недвижимости Рансибла и средний палец. «Всем спокойной ночи».