На повороте Шерри сошла с гравийного покрытия на обочину, чтобы пропустить ехавший в город пикап. А он мог бы ее подбросить, если бы она подала какой-нибудь знак. За рулем сидел мистер Гримальди, отставной горный инженер, живший в конце их улицы. Он всегда был очень предусмотрителен: в дождь, если она тащилась по дороге в своем желтом дождевике, шапке и ботинках, он всегда останавливался, независимо от того, махала она ему рукой или нет, но, если светило солнце, он никогда не забывал, что она любит пройтись. Но если речь шла об обратной дороге, с продуктами, она предпочитала, чтобы ее подвозили, независимо от погоды.

Гравий захрустел под сандалиями, когда она вернулась на дорогу. Справа виднелся дом миссис Пестолези, перед которым росла пампасная трава. Затем круто вверх шел склон, а внизу стояла станция Шеврон, где маленькая сельская дорога сливалась с государственным шоссе.

Пронесся порыв ветра, взъерошив траву на обочине. Нагнувшись, она сорвала травинку, которая продолжала дрожать. Как проволочка, подумала она. Игрушечное растение из Гонконга, только цвет не очень удачный. Ей пришло в голову, что можно было бы высушить траву, окунуть в майонезную баночку с акварелью и использовать как садовое украшение. Она уже экспериментировала с окраской разных сорняков. Порой выходило интересно, а иногда и вовсе потрясающе. Сложный изящный узор листьев невозможно воспроизвести искусственно, а цвет выявлял их малозаметную красоту.

«Если бы у меня была хоть капля здравого смысла, – подумала она, – я бы расположилась с мольбертом у этой дороги. Я бы написала станцию Шеврон, холм за ней, край лагуны. Но даже если бы я это сделала, это был бы всего лишь обычный пейзаж художника-любителя. Как у Уинстона Черчилля, да еще и не оригинальный».

Если тебе нравится природа, думала она, то ты не художник; ты просто сентиментален. Поэтому она зашагала дальше вниз по склону.

Каркинез лежал внизу. Одиннадцать магазинов подряд, пять по левой стороне шоссе, шесть по правой, магазин кормов заметнее всех. Туда-то она и собиралась: она держала кур-бентамок.

Звук машины за спиной заставил ее снова сойти с дороги. Мимо проехал серый седан, в котором она узнала машину Рансиблов. Джанет Рансибл сидела за рулем, напряженно, как маленькая старушка, глядя прямо вперед. Серая машина, серый человек, подумала Шерри. И никому из них никогда не придет в голову кого-то подвезти; Лео Рансибл обычно проплывал мимо любого, кто шел пешком, едва кивая, далекий, как статуя.

Но вдруг серый седан сбросил скорость, а потом и вовсе остановился.

«Из-за меня?» – подумала Шерри и продолжила идти с прежней скоростью, не обращая внимания на машину, пока наконец не подошла к окну. Джанет Рансибл опустила стекло и высунула голову. Но дверь не открыла.

– Я заметила, что ты идешь по дороге.

Тусклое лицо Джанет казалось необычно вытянутым, и Шерри решила, что это последствия вчерашнего.

– Знаешь, Лео, как единственный в городе агент по недвижимости, должен на все смотреть с двух сторон. Со своей личной точки зрения и с точки зрения пользы для города.

– А когда он нам звонил вчера вечером, он был кем? – поинтересовалась Шерри.

– Он расстроился и очень удивился. И это справедливо, если учитывать чувства местных жителей – верные или нет – при известии о том, что вы пригласили цветного в гости, не посоветовавшись ни с кем и не учитывая ничьих чувств. Мы все знаем друг друга, живем на одной улице, наши дети учатся в одной школе… Он не понял… – она махнула рукой, – это сорвало очень важную сделку, о чем он и сказал твоему мужу. Нельзя его винить за то, что он разозлился. В конце концов, это ничего вам не стоило. Вам не нужно зарабатывать на жизнь в этом городе, твой муж работает не здесь. Конечно, ты относишься к этому легкомысленно. Я вижу, что тебе плевать, и сэкономлю время. – И она уехала, оставив Шерри стоять.