Вдали показался поезд – труба паровоза выпускала в воздух клубы дыма. «Я мог бы убить Орлова прямо сейчас», – крутилась мысль в голове Максима, и на какой-то момент им овладел азарт охотника, почуявшего близость дичи. Однако он заранее решил не делать этого сегодня. Сейчас он здесь, чтобы наблюдать, но не действовать. С его точки зрения, многие убийцы из числа анархистов терпели неудачи именно потому, что слишком торопились и не исключали возможных случайностей. Сам же он глубоко верил в тщательное планирование и организацию, хотя эти слова вызывали у анархистов аллергию. Им следовало понимать, что каждому человеку дозволено планировать собственные действия, а тиранами становятся только те, кто начинает распоряжаться жизнями других людей.

Выпустив последнюю струю пара, паровоз остановился. Максим поднялся со скамьи и переместился чуть ближе к платформе. В конце состава располагался, по всей видимости, частный вагон, который выдавал блеск свежей краски. Он остановился в точности напротив кареты Уолдена. Начальник станции услужливо шагнул вперед, чтобы открыть вагонную дверь.

Максим напряг зрение, вглядываясь в чуть затененное пространство, где должна была появиться его цель.

Еще несколько мгновений ожидания, и показался Орлов. Он на секунду задержался в дверном проеме, но этого времени хватило, чтобы глаз Максима словно сфотографировал его. Это был невысокий мужчина в дорогом, сшитом типично по-русски пальто с меховым воротником и в черном цилиндре. Розовощекое, молодое, почти мальчишеское лицо с небольшими усиками, но безбородое. В улыбке сквозила нерешительность. Он казался сейчас таким уязвимым, что Максим невольно подумал: «Сколько же зла в этом мире творят люди с невинными лицами!»

Орлов сошел с поезда. Они с Уолденом обнялись совсем как двое русских, но очень быстро, и тут же заняли места в экипаже.

«Что за спешка?» – задался вопросом Максим.

Тем временем лакей и двое станционных носильщиков принялись загружать в карету багаж, и почти тут же выяснилось, что все никак не поместится, и это вызвало улыбку Максима, вспомнившего собственный полупустой картонный чемоданчик.

Карету развернули на месте. Лакея было решено оставить здесь, чтобы он позаботился о прочем багаже. Носильщики робко подошли к окну экипажа, из-за занавески показалась рука в сером и одарила рабочих несколькими монетами. Карета тронулась. Максим оседлал велосипед и последовал за ней.

Среди хаотичного движения на лондонских улицах поспевать за Уолденом было нетрудно. Максим катил за экипажем через город – сначала по Стрэнду, потом через Сент-Джеймс-парк. Достигнув противоположного конца парка, возница проехал чуть дальше по улице, служившей его границей, и резко свернул в огороженный стеной двор.

Максим соскочил с велосипеда и, ведя его за руль, прошелся пешком по кромке парковой лужайки, пока не оказался через дорогу от ворот. Отсюда он мог видеть, как карета подкатила к импозантному входу огромного особняка. Даже поверх крыши кареты он заметил два цилиндра – серый и черный, мелькнувшие и исчезнувшие внутри дома. Потом дверь закрылась, и больше он ничего не смог рассмотреть.

Лидия окинула дочь критическим взглядом. Шарлотта стояла перед большим трюмо, примеряя платье дебютантки, которое предстояло надеть для представления при дворе. Мадам Бурдон – изящная и модная портниха – мельтешила вокруг с булавками, то поправляя оборку в одном месте, то закрепляя складки гофре в другом.

Шарлотта была одновременно красива и невинна – то есть они добились того эффекта, который и требовался от дебютантки. Платье из белого сетчатого шелка, расшитого стразами, почти достигало пола, чуть приоткрывая прелестно маленькие остроносые туфли. Линия воротника под вырезом продолжалась до уровня талии, укрепленная корсажем из хрусталя. Шлейф из серебристой ткани, отделанной бледно-розовым шифоном, протянулся на четыре ярда и был увенчан большим серебристо-белым бантом. Темные волосы Шарлотты, взбитые в высокую прическу, венчала диадема, принадлежавшая предыдущей леди Уолден, матери Стивена. И, согласно установившейся традиции, по обеим сторонам прически крепились два белых пера.