– Да я не про это, тормоз! Я про траву.

Йетри кивает:

– Пробовал пару раз.

Ди Сальво обнимает его за голые плечи. Кожа у него на удивление прохладная.

– Абиба помнишь?

– Переводчика?

– Ага.

– У него есть трава.

– А ты откуда знаешь?

– Неважно. Хочешь – пошли со мной. Заплатим пополам. На десять евро тебе дадут вот такой мешок! – Ди Сальво рисует руками огромный шар.

– Ты сбрендил? Если нас застукают, нам каюк.

– Да кто нас застукает? Капитан Мазьеро разве нюхает, чем пахнет у тебя изо рта?

– Нет, – соглашается Йетри.

– Здесь трава не такая, как у нас. Здесь настоящая, она просто вау! – Ди Сальво еще сильнее стискивает ему шею, прижимаясь губами к уху, его дыхание не намного горячее воздуха. – Послушай! У Абиба в палатке стоит маленькая деревянная статуэтка, божок, которому молится его племя, видал такие? Квадратная башка и тело, выпученные глаза. Это местная древность, Абибу ее дед подарил. Он мне рассказывал про нее, но я тогда накурился и ничего не запомнил. Ну вот. Эта статуя глядит на тебя нарисованными желтым глазищами. В последний раз, когда я курил траву у Абиба и смотрел на статую, а она смотрела на меня, меня вдруг – бам! – пробрало, и я понял, что эта статуя и есть смерть. Я глядел в лицо смерти!

– Смерти?

– Ну да, смерти. Но она не такая, как мы ее себе представляем. Не злая. Спокойная, так что тебе не страшно. Ну, равнодушная, что ли… Ей было на меня наплевать. Просто глядела и все.

– А почему ты решил, что это смерть? Тебе Абиб сказал?

– Да нет, я это знал. Вернее, до меня потом дошло, когда я уже вышел из палатки. Во мне было столько силы, но только какой-то особенной силы. Совсем не похоже на то, как бывает, когда накуришься и потом чувствуешь себя разбитым. Голова ясная, сосредоточенная. Я взглянул в лицо смерти, а чувствовал себя прекрасно. А потом, слушай, знаешь, что было? Прохожу я мимо флага, ну, на главной башне, помнишь? Флаг развевался, потому что в тот день был ветер, и тут я… не знаю, как сказать. Я чувствовал, как развевается флаг, понятно? Не в том смысле, что я увидел флаг. Я это и правда чувствовал. Я был и ветром, и флагом.

– Ты был ветром?

Ди Сальво снимает руку с его плеч.

– Ты думаешь, я несу чушь, как какой-нибудь дебильный хиппи?

– Да нет, я так не думаю, – говорит Йетри, хотя он уже ничего не понимает.

– В общем, не то чтобы мне было весело или грустно. Это все… детали. А не полная картина. А я чувствовал все, все сразу. Флаг, ветер – все.

– А при чем тут статуя и смерть?

– Очень даже при чем. – Ди Сальво почесывает бородку. – Ты так на меня смотришь, будто я несу чушь, как какой-то дебильный хиппи.

– Да нет, рассказывай!

– Я закончил. Вот что произошло, понимаешь? Внутри меня что-то открылось.

– Откровение, – говорит Йетри.

– Ну, не знаю, откровение или нет.

– Думаю, откровение.

– Говорю тебе, я не знаю, что это за чертовщина. Что было, то было. Я просто пытаюсь тебе объяснить, что у Абиба трава другая. Чувствуешь себя другим. Чувствуешь все вокруг. – Внезапно он мрачнеет. – Ну что, пойдешь со мной?

Йетри не очень интересует наркота, но разочаровывать приятеля не хочется.

– Наверное.

Тем временем афганцы уже сложили коврики и вновь принялись за работу. Друг с другом они почти не разговаривают, а когда разговаривают, Йетри кажется, что они ссорятся. Он глядит на часы: без двадцати час. Если поторопиться, может, удастся не стоять в очереди в столовую.

Когда через три дня настает время высунуть нос с базы, Йетри не берут.

– Сегодня съездим оглядимся, – говорит Рене утром, – со мной идут Чедерна, Кампорези, Пеконе и Торсу.