– Найдём, – повторил Рьен и положил шейный платок на стол, – с такими-то приметами. А если платок речной воды не касался и в тумане не побывал, то мой колдун быстро след возьмёт.

Он внимательно посмотрел на тень – на понурую курчавую голову. И мягко спросил:

– Ещё что-нибудь добавишь?

Голова качнулась: нет.

– Тогда я вас оставлю, – Рьен поспешно встал. – Побегу догонять своего помощника.

– Конечно, – бодро подскочила матушка Шанэ и остро глянула на него снизу вверх: – В верхнем ящике комода, где у тебя чаи, белый мешочек с травами – для семьи. Узнаешь, кто убил, – заходи после девяти вечера. Чтобы Дьёр услышал. Тогда он сможет спокойно уйти в свою реку. А я тебе ещё чая целебного дам. Ты зря, сынок, стесняешься. Ведь помогает же? Да?

– Ещё как, – Рьен улыбнулся. – Спасибо вам.

– Жду, – подмигнула она. – И обязательно с подробным рассказом.

– Сдаётся мне, вы уже всё знаете, – заметил Рьен прозорливо. – Кто, когда, за что...

– Ничего подобного я не знаю, – разгладила подол платья матушка. – Я сильна в поисках и предположениях, а вот правда от меня всегда прячется, – и торопливо, шёпотом: – Ну хоть подскажи, сынок! Ни денег у мальчика, ни дела, до зависти прибыльного, ни жены-красавицы... Ну за что?

Рьен глянул на свои бумаги, на тень и тихо ответил:

– Если у парня нет больших денег, это не значит, что та же его троюродная тётка нищая. И имеет прямого наследника. Но это только одна из версий, матушка. Чаще всего убивают или из-за денег, или из-за вражды, или, так сказать, по любви, или по случайности-глупости. Я всегда начинаю с денег, и в большинстве случаев первопричина – именно они.

***

Беспокойный дождь шёл третий день – то мелко-мелко, почти не мешая, то хлёсткими злыми потоками, загоняя прохожих под крыши. Лишь реки радовались дождям – шипели, вскипали, вставали на дыбы, бились в каменных берегах. И в такую погоду только работники Речного ведомства и отдела наблюдения не сходили с набережных, постоянно замеряя уровень воды. Наводнения в Семиречье были редкостью – реки любили жизнь и живых, – но случались.

– Он придёт, – матушка Шанэ подлила Дьёру чая. – Не переживай, сынок. Скоро придёт. И ты обретёшь покой.

А ждала матушка не только мастера Рьена, но пока помалкивала о втором госте. И не была до конца уверена в его приходе, и не хотела портить возможный сюрприз.

Поэт взял чашку и грустно глотнул чаю. Он давно и сильно хотел удрать от опеки, но не получалось. И матушка запретила («Здесь, сынок, ты силу рек не впитаешь, и губительные изменения в тебе не начнутся. Сиди»), и чайная не отпускала. В прямом смысле слова. Войти в неё сквозь стены оказалось просто, а вот выйти – уже нет.

Часы пробили девять, и в дверь постучали. Дьёр с матушкой одновременно выдохнули. Развлекать нервного призрака – та ещё забота.

– Вот видишь! – просияла она и крикнула: – Открыто!

Хотя на двери висела иная надпись – «Закрыто».

Рьен вошёл в чайную, снял шляпу и затоптался на пороге. Вода стекала с его заколдованного плаща ручьями, влажные тёмные волосы облепили шею и лицо – очень довольное.

– Нашли, – торжественно сообщил он с порога.

– Сейчас чаю принесу, – засуетилась матушка Шанэ. – За это надо... посидеть.

Отдельные чашка с чайником для живых, отдельные – для мёртвых. Подобным образом стол накрывался много раз, но Рьен отчего-то до сих пор не привык сидеть за одним столом с призраком – и с двумя чайниками, и с чашками из разных наборов.

– Матушка... – глотнув чаю, Рьен с укором посмотрел на хозяйку чайной.

В его горячем питье явственно ощущалась капля мятной настойки.