Представляется, что конструкция в данном случае должна быть иной: должник в любом случае вправе не принимать во внимание факт уступки до дачи своего согласия, а цессионарий вправе оспорить сделку уступки, если докажет, что не знал и не мог знать о наличии договорных ограничений.

Уступка прав на неденежное исполнение в практике достаточно редкое явление по сравнению с уступкой прав по денежным обязательствам, поэтому вряд ли в первое время применение этой нормы вызовет серьезные проблемы, но тем не менее хотелось бы их предотвратить.

Как представляется, для должника в этой ситуации в качестве мер защиты могут быть использованы: взыскание убытков и договорных неустоек за нарушение условий договора о запрете (об ограничении уступки); расторжение договора с цедентом в связи с существенным нарушением его условий.

Ограничение действия договорных запретов отразилось и в положении абз. 3 п. 2 ст. 382 ГК: предусмотренный договором запрет перехода прав кредитора к другому лицу не препятствует продаже таких прав в порядке, установленном законодательством об исполнительном производстве и законодательством о несостоятельности (банкротстве). До введения данного правила в ГК судебная практика так же относилась к этой ситуации, но подтверждала свои решения ссылками на специфику ситуаций, когда отчуждение производится не стороной в договоре, которая договором ограничена в возможности распорядиться своим правом, а публично уполномоченным лицом, которое действует в интересах третьих лиц и (или) публичных интересах.

3. Наибольший интерес вызывает правило, закрепленное в п. 3 ст. 388 ГК: соглашение между должником и кредитором об ограничении или о запрете уступки требования по денежному обязательству не лишает силы такую уступку и не может служить основанием для расторжения договора, из которого возникло это требование, но кредитор не освобождается от ответственности перед должником за данное нарушение соглашения.

Право требования по денежному обязательству существует достаточно автономно, поэтому его выделение из состава сложного взаимообязывающего договора не вызывает существенных затруднений, не влияет на существо других отношений в рамках сложного обязательства.

В новой редакции ГК восприняты положения Принципов УНИДРУА и Принципов европейского договорного права, обеспечивающие возможность более упрощенного порядка передачи таких прав и устранения ограничений для их передачи. Это касается, в частности, возможности уступки требования в части, уступки, совершенной в обход договорного ограничения.

Закрепленный в ГК РФ вариант решения о признании действительности уступки права на получение денежного платежа, совершенной в обход соглашения о ее запрещении, впервые был предусмотрен в Оттавской конвенции о международном финансовом лизинге 1988 г., впоследствии тот же подход был отражен в Нью-Йоркской конвенции об уступке дебиторской задолженности 2001 г.

Последствия нарушения договорного запрета (ограничения) уступки прав на денежные обязательства сводятся исключительно к применению санкций за нарушение договора с должником со стороны цедента. Такая ответственность по общему правилу не может быть возложена на цессионария, так как он не является стороной обязательства не совершать уступку. Но цессионарий может в принципе быть привлечен к ответственности перед должником за деликт (виновное противоправное поведение). Для деликтной ответственности недостаточно, чтобы цессионарий просто знал о договорном запрете.

В рассматриваемой норме также разрешен вопрос о расторжении договора в связи с нарушением кредитором условия договора о запрете уступки – возможность расторжения по этому основанию исключена, поскольку факт расторжения договора всегда затрагивает интересы нового кредитора. Сохранение такого права сводило бы на нет эффект правила об обходе договорных ограничений. Основным аргументом в пользу выбранного подхода явилось то, что при наличии права на расторжение договора цессионарий уже может уплатить аванс первоначальному кредитору, но не сможет получить платеж от должника.