И только! Он говорит: “И только!”

После того, как я сама сказала ему, что значит для меня близость подобного рода? Сама чувствую, как стекленеют мои глаза.

Что ж, проведем этот разговор на понятном моему собеседнику языке.

— Вчера было? — я прямо смотрю в лицо Артема, стискивая зубы.

Ответ я знаю, и знаю, что больно все равно будет.

И все как я и думала — он плотно стискивает губы, а потом — коротко кивает.

Что ж, спасибо, что без вранья.

— Ну так и почему мы все еще об этом разговариваем? — улыбаюсь я через силу. — Я не ваш вариант, Артем Валерьевич, это было очевидно.

— Не существует никаких “моих” вариантов, — Тимирязев резко дергает головой, — есть ты, и я постоянно о тебе думаю. Каждый день. Я прошу у тебя прощения за вчерашнее. К тому же, я ведь тебе ничего не обещал. Ты не пришла на свидание, я имел право...

Он затыкается на полуслове, заметив и мою болезненную гримасу, и сам поняв, что понесло его совсем не в ту степь.

— Я не буду той, кто лишает вас каких-то прав, Артем Валерьевич, — я ежусь, снова скрещивая руки на груди, —давайте не будем терять вашего драгоценного времени. Я буду только вашим администратором. Больше мне ничего не надо.

— Моим администратором? — неожиданно кисло проговаривает Артем. — Или администратором Ольшанского?

Вопрос звучит ужасно странно.

— А что, есть разница?

— Оказывается есть, — глаза Тимирязева неожиданно остро вспыхивают, — особенно с учетом того, что очевидно лично мне. О том, как ты смотришь на него. Как он на тебя. Между вами явно не закрыто много личных вопросов. Что странно, с учетом его близящейся свадьбы.

Пару секунд я молча смотрю в светло-ореховые глаза Артема и пытаюсь понять, что мне на это отвечать.

А потом понимаю — ничего. Ничего мне тут не нужно отвечать, нужно развернуться и уйти нафиг.

Мужчина, выбравший другую женщину, пытается лезть в мою запретную зону, и более того, решил, что имеет право меня судить. А дальше что? Угрозы?

Будешь со мной или...

— Наш разговор не окончен, — слышу я за спиной жесткое.

— Окончен, — бесцветно отрезаю я и закрываю за собой дверь.

К черту!

Я иду к своей палате под дивный звон в ушах. Меньше всего я ожидала от Артема вот таких вот предъявлений. Он казался другим. Казался — ключевое слово, пожалуй.

— Энджи, — я вздрагиваю и понимаю, что шла по коридору практически вслепую — ничего не видя перед собой.

Удивительно ли, что я почти впилилась в Галину Дмитриевну, свою лечащую врачицу. И только шагнувший мне наперерез Ольшанский успевает меня перехватить до столкновения.

Твердые пальцы на плечах — как дно, за которое следует уцепиться моим якорям. Не время для душевного раздрая. Еще не все драконы побеждены. Не все изгнаны.

— Ты в порядке? — Ник крепче стискивает мои плечи, заглядывая в глаза.

И вот хоть волком вой, прося его так не делать.

— Да.

Ложь дается мне легко, но выходит плохо. Ник едва заметно морщится, и только по этому я понимаю, что он мне не поверил.

— Спасибо, что зашли, Николай Андреевич, — улыбаюсь я натянуто и шагаю мимо. Только бы не…

— Давай хоть до палаты тебя провожу.

…увязался за мной.

Черт!

— Тут пять шагов, я и сама могу дойти.

— Ну, не пять, а двадцать пять, и все-таки провожу. Еще вчера я тебя отправлял в больницу. Вряд ли ты исцелилась всего лишь за сутки.

Я слышу одобрительное фырканье Галины Дмитриевны и с трудом удерживаюсь от стона.

Она ведь как и все думает… Даже не подозревая, что этот конкретный “папаша” плевать на меня хотел. Он просто делает, как правильно в его системе мушкетерских ценностей. И плевать, что мне даром это не нужно.