– Куда вы скрылись? – раздался неприятный голос прокурора Кота, вступившего под своды часовни. – Екатерина Станиславовна желает, чтобы к концу дня имелись результаты!

– Если желает, пусть тогда расследованием и занимается, – проворчал Михаил Федорович, пряча ручку обратно в карман.

– Господи, а это что такое? – охнул прокурор города, заметив труп. – А где у нее голова? Где голова, я вас спрашиваю?!

Он вытаращился на Илью, а тот, пожав плечами, спокойно ответил:

– Предположу, Вениамин Юлианович, что убийца забрал ее с собой.

– Как забрал? – проронил дрожащим голосом прокурор, все три подбородка которого тряслись, как желе. – Кто ему позволил забрать? Почему забрал?

– Это мы сможем установить, когда поймаем убийцу и он даст показания, – продолжил спокойно Новгородцев. – Но, по всей видимости, ему доставляет садистское удовольствие глумиться над телом жертвы. И выказывать свое превосходство. А головы он, как и дядя Крюк, может коллекционировать. Предварительно извлекать глаза, вываривать, обдирать мягкие ткани…

Прокурор Кот, прижав ко рту розовый батистовый платок, опрометью выбежал из часовни, и со стороны кладбища донеслись характерные звуки, не оставлявшие сомнения в том, что Вениамина Юлиановича выворачивало наизнанку.

– Похоже, прокурору не надо было плотно завтракать, – заметил со смешком Илья. – И ужинать тоже.

Михаил Федорович строго посмотрел на Новгородцева:

– Ты, Илья, это дело прекращай! Кот и так тебя терпеть не может, а ты все только усугубляешь. Вот уйду на пенсию, кто тебя тогда от его нападок защищать будет? То-то и оно! Думай о своем будущем, Илюша!

– Личность убитой уже установили? – спросил Новгородцев.

– Предположения имеются, а уверенности пока нет. Сам видишь, голова-то отсутствует! И одежда тоже. Как и двадцать пять лет назад, убийца забрал одежду. Да и пока что никаких заявлений об исчезновении в милицию никто не подавал. Ведь сам понимаешь, идут выпускные балы, родители своих чад не скоро еще хватятся. Многое бы нам мог сообщить Никита Стекольщиков, однако он находится в коме и дать показания не в состоянии.

Пономарев откинул чуб со лба и продолжил:

– Однако не исключено, что речь идет о его подружке, некой Марине Большаковой. Именно с ней Никитка крутил роман на протяжении последних примерно трех месяцев. Она – его одноклассница. Сведения получены от госпожи мэра.

– А как вы относитесь к версии, что Никита Стекольщиков сам убил свою подругу Марину Большакову, а потом инсценировал весь этот содом? – спросил Илья. – Решил представить совершенное преступление как деяние маньяка-подражателя и, так сказать, продолжателя дела дяди Крюка. Ведь парень, как я понимаю, наш заволжский плейбой, который уверен, что если его мамаша – мэр, то ему все дозволено. Не исключено, что и убивать…

Михаил Федорович снова кивнул.

– Вот поэтому я тебя и вызвал, Илюша. Такая версия императрице Кате, конечно же, не понравится. Думаю, даже очень не понравится. И если девчонку в самом деле убил Никитка, то Кот приложит все усилия, чтобы дело замять. Думаешь, он тут у нас под ногами случайно вертится? Или другой вариант. Никитка, может быть, и не убийца, но все равно каким-то боком к произошедшему причастен – как соучастник или свидетель. И это необходимо выяснить. Невзирая на его мамашу и интересы власти! Ты меня понимаешь?

Не дожидаясь ответа Новгородцева, Пономарев продолжил как-то устало:

– Не хватало только, чтобы кошмар четвертьвековой давности повторился… Если тут и правда действовал подражатель, то дело швах.