Я приволокла тяжёлый ящик с инструментами. Снова смутилась, когда встала перед Линденом навытяжку, словно школьница. Он взял у меня ящик — я тащила его еле-еле, а он взял одной рукой, — поставил на тумбу и начал копаться внутри. Достал шуруповерт, стамеску, потом осмотрел петли и покачал головой.

— Будет плохо. Нужно новое, — он постучал по вырванной с мясом железной фиговине.

Снял куртку, будто перед разминкой, и повесил в стенной шкафчик.

Я невольно задержалась взглядом на его кофте — тоже необычной, непривычно яркой, как будто в национальных узорах. Они напоминали одновременно русские цветастые шали и цыганские юбки.

Украдкой я рассматривала Лина. Поразительно, как можно так измениться за каких-то четыре года. Не только рост и фигура – изменилось и его лицо. Тогда, раньше, он, хоть и вёл себя порой не по возрасту рассудительно, был ребёнком: большие глаза, вихры на затылке, тонкие руки и ноги. Сейчас даже форма лица поменялась: твёрдый упрямый подбородок, прямой нос, широкие чёрные брови. И крепкая шея в вороте кофты, ямочка между ключицами, два шнурка, устремившихся вниз, зовущих взгляд нырнуть глубже, представить тело, скрытое под одеждой.

Жар опалил лицо.

Чтобы избавиться от странного чувства смущения, я спросила:

— Где ты пропадал всё это время? Почему не звонил? Не сообщал о себе? Мы думали... что мы только ни передумали!

Я не хотела, чтобы это прозвучало упрёком — но именно так оно и прозвучало. Линден, уже присевший рядом с дверью на корточки, вскинул голову и посмотрел на меня:

— Я говорил, что уйду. Ты забыла?

С полминуты я только смотрела на него негодующим взглядом. Глупости какие-то, никогда он такого не говорил, да и куда ему идти, зачем — от нас?

А потом вспомнила.

Он ведь и правда твердил, что дождётся лета и уйдёт. Что должен. Я не слушала, думала, что это какая-то его блажь. Что он считает, будто стесняет нас, и лишь поэтому пытается освободить нас от себя.

Мы пытались его разубедить, а потом я попросту запретила ему заикаться о том, чтобы куда-то идти. И в последние месяцы перед исчезновением Линден действительно перестал говорить об этом. Только в его взгляде я иногда замечала смутное, тяжёлое сожаление.

А потом он на самом деле ушёл.

Если посчитать, он прожил с нами даже дольше, чем обещал. Я нашла его поздней осенью, избитого, раненого, полумёртвого от холода, и он провёл у нас всю зиму, лето и кусочек следующей осени. Сколько ему сейчас? Мне двадцать три, значит, ему уже должно было исполниться девятнадцать.

— Мог хотя бы оставить записку, — с лёгким упрёком пробормотала я. — Ладно я, но бабушка как волновалась...

Линден окинул меня быстрым взглядом, но ничего не сказал. Отвернулся.

Затаив дыхание, я следила, как он сноровисто работал шуруповертом. Это было какое-то чудо, где он этому научился?

И тут снизу послышались грубоватые мужские голоса. Я сперва по привычке напряглась, потом сообразила: приехала аварийка.

3. 3

Через полчаса, когда сантехники уехали, заменив лопнувшую трубу, я присела на кровать в большой комнате и окинула помещение внимательным взглядом.

Зрелище, конечно, ужасное. Ламинат вспух местами, хлюпал, когда на него наступали, пострадала мебель, стены внизу, плинтусы. Ремонт... одно это слово вызывало во мне панику. Какой ремонт, когда я экономлю на еде?

Но квартиру нужно приводить в порядок, иначе я не смогу её выгодно продать. Я справлюсь. Помаленьку, потихоньку... не сегодня, конечно, сегодня уже нет ни времени, ни сил.

— Ирри, — в дверном проёме показался Линден.

Я дёрнулась было вскочить, но усталость не позволила. Похлопала по кровати рядом, приглашая его сесть.