Господи, мы вообще переживём эту ночь?

Я выпрямилась и застыла, не обращая внимания на удивлённый взгляд Линдена. Пыталась сообразить, откуда можно достать ещё тёплых вещей. Что-то было на антресолях, наверное, дотуда эти не добрались. Ещё есть мой пуховик, кожаная и плотная, но довольно короткая куртка Линдена. Мой осенний плащ с тонкой синтепоновой подкладкой. И бабушкино пальто, старое, побитое молью — я так и не смогла его выбросить. Вот и хорошо, пригодится.

— Ирри, — окликнул меня Лин, о присутствии которого я на миг совсем забыла. Он держал в руках сложенный вчетверо мокрый плед и заглядывал в маленькую комнату. — А где баба?

Баба, с ударением на вторую «а». Его всегдашняя манера говорить. Вдруг воскресшее прошлое дыхнуло мне в лицо: каких-то пять лет назад, бабушка ещё была здорова, работала бухгалтером, мы копили на моё обучение...

Слёзы снова подкатили к горлу. Я отвернулась и с трудом протолкнула сквозь глотку слова:

— Она умерла. Давно, уже полгода прошло.

Хотела было добавить, что в этом есть и его вина — но вовремя остановилась. Ни в чём он был не виноват. Да, его внезапное исчезновение нас не то что огорошило — мы с ума сходили. Но её болезнь, обнаружившаяся спустя три года, была ни при чём. Ба первая бы выругала меня, вздумай я обвинять Линдена в её смерти. Или даже себя.

Но я всё равно обвиняла. Это сидело где-то глубоко, надрывно болело: если бы... если бы я была поумнее. Умнее, удачливее, смелее. Изворотливее. Наглее.

— Ирри… — Линден смотрел на меня так, словно хотел обнять. На миг я пожелала, чтобы он так и сделал – но сразу прогнала наваждение.

Каким бы взрослым он ни выглядел, он всё равно младше меня. Я должна быть ему примером. Нельзя расклеиваться и хлюпать носом.

— Всё хорошо, — я даже улыбнулась. – Я давно отгоревала. Она бы хотела тебя увидеть. Жаль, что…

Господи, ну вот опять подкатывает к горлу этот комок.

А Линден всё же, как будто прочёл мои мысли, сделал шаг вперёд и заключил меня в объятия.

— Всё будет хорошо, — сказал над ухом его глуховатый голос. — Теперь всё будет хорошо.

Я кивнула и зарылась лицом в его кожаную куртку. В квартире было слишком холодно, чтобы снимать верхнюю одежду.

Так странно.

Линден утешает меня. А ведь когда-то я считала себя его приёмной матерью. Ба твердила, что мне просто хочется семейного тепла, а мне на самом деле нравилось представлять, что он мой сын.

Но сейчас у меня, кажется, будут с этим проблемы… Молодого мужчину, по-свойски обнимавшего меня, очень сложно было воспринимать как сына.

— Спасибо, — я шмыгнула носом. – Это насморк, я не плачу, не думай.

Линден отстранился. В его синих глазах промелькнуло что-то похожее на насмешку. Но он не сказал ни слова, лишь молча кивнул.

И пошёл в прихожую.

— Ирри, — спустя минуту оттуда послышался его голос. — Надо... вернуть.

Вернуть? Я рысцой, с грязной мокрой тряпкой в руках, поспешила к нему.

Линден рассматривал голый косяк, то место, куда крепились петли.

— Надо вернуть это... на место, — сказал он, покрутив запястьем, как и раньше часто делал, когда не мог вспомнить слово. – Где инструменты?

— Привесить дверь? Ты сможешь? — совсем позабыв о том, что держу в руках тряпку, я прижала её к груди. Это было как божественное явление. Как будто вокруг Линдена воссиял свет и запели ангелы. Он привесит обратно дверь! Мы не будем обогревать лестничную клетку!

Мокрое пятно, начавшее расползаться по блузке, привело меня в себя.

— Сейчас, погоди, — я кинула тряпку в угол и побежала в кладовку.

Инструменты у нас были, и я даже сама могла сделать кое-что по мелочам: прикрутить дверцу шкафа, прибить полочку, починить ножку стула. Когда речь заходила о чём-то большем, мы обычно просили соседей — в то время, когда тут ещё жили нормальные люди.