Адреналин распространяется по венам и гонит кровь по телу. Каждый шаг — медленная смерть. Дыхание сбивается, стоит мне подойти к двери.

Не успеваю даже постучаться. Тянусь ладонью и наталкиваюсь на пустоту. Стою на месте, онемевшая от ужаса. Пытаюсь прикрыться, но тщетно. Его цепкий, пожирающий душу взгляд уже впился в меня стальным обещанием.

Мужчина резко хватает меня за руку и толкает внутрь. Я нерешительно оглядываюсь, стыдливо закрывая себя ладонями. Рассматриваю высокие потолки, черные обои, мраморный пол и дорогую кожаную мебель с лаковым покрытием с таким усердием, словно не видела ничего прекраснее.

Зато Шмидт с явным удовольствием разглядывает меня. Встает за спиной, обжигая горячим дыханием шею, и с шумом втягивает носом воздух. Грубо хватает меня за талию и разворачивает к себе.

Злится. Бесится, понимая, что подделка всегда останется подделкой. Заменой. Временным развлечением.

Стискивает зубы с такой силой, что мне мерещится их скрежет. Легкая дрожь проходится по телу. Пот прошибает от макушки от пяток, и я с нажимом расслабляюсь. Перевожу дух, облегченно выдыхая про себя: «Не заметил. Значит, не видно».

Я больше часа пыталась замаскировать татуировку, но никакие подручные средства не помогали. Пришлось найти мастера, которая наложила грим на мою спину и полностью скрыла чёрные контуры.

Жаль, что лицо не переделать с такой же легкостью. Если бы я только могла избавиться от собственной внешности, ничего бы не произошло.

Его тяжелый, откровенный взгляд давит и подчиняет. Я боюсь даже дышать. Боюсь, что случайный всхлип станет сигналом для этого тирана. Окончательно сорвет ему крышу.

Мужчина медленно проводит руками по моим плечам. Подхватывает тонкие бретельки и оттягивает ткань в сторону. Держит меня за руки, не позволяя закрыться. Наклоняется и хрипло шипит:

— Тебе нужно больше есть. Остались кожа да кости. На Монике платье сидело гораздо лучше, — губами касается уха, — впрочем, я и костями не побрезгую.

Грубыми ладонями проводит по ногам, слегка обнажая бедра. Низко рычит, хватая меня за волосы:

— Давно надо было отодрать тебя.

Тело немеет от ужаса. Осознание того, что произойдет прямо сейчас, буквально разрывает меня изнутри.

Я отчаянно толкаю его, надеясь на эффект неожиданности, но он слишком крепко стискивает пряди волос и давит на грудную клетку. Даже не пошатнулся. Лишь в глазах мелькнула холодная сталь.

Тогда я покорно замираю и осторожно спрашиваю:

— А как же танец? Ты ведь хотел, чтобы я для тебя станцевала, — голос пропитан мерзкой горечью и слепой мольбой.

— Сегодня без прелюдий, Зверушка, — подается бедрами вперед, демонстрируя своё возбуждение.

Я не успеваю даже вскрикнуть. Неуловимым движением он резко хватает меня за ноги и перекидывает через плечо. Приказывает заткнуться, напоминая об опрометчивом обещании.

И я молчу. Тихо всхлипываю лишь в тот момент, когда Шмидт бросает меня на кровать и ложится сверху. Весом своего тела придавливает к шелковой ткани. Одной ладонью держит руки, а второй задирает платье.

Раздвигает коленки и без предупреждения проводит холодными пальцами по моей плоти. Оттягивает полоску трусов и с силой рвёт их. Глухой треск ткани разрушает тишину.

От его грубых ладоней я почему-то чувствую дикий жар. Озноб проходится по коже, парализует тело и заставляет замолчать. Я прихожу в ужас от ощутимого покалывания внизу живота. Пытаюсь избавиться от нарастающего тепла между ног, но тщетно. Его руки смело трогают и хватают, а губы кусают и обжигают, доводя до аномального приступа лихорадки.