— Хорошо, но кому? — решила уточнить я.

— Нам, мышка, нам, — спокойно ответил мужчина. — Дома поговорим, а сейчас продолжай быть паинькой. И улыбайся, на тебя любовно смотрит Ангелина.

— Снова шутите? — мрачно сказала, озираясь. Да, действительно. На другом конце зала в окружении девушек сидела жена босса и не сводила с меня ненавидящего взгляда. Я поежилась от выражения ее лица. Кажется, ей противопоказано есть, используя вилку и нож - в ее руках столовые приборы выглядят похуже оружия массового истребления.

— Констатирую факт, — а затем внезапно Дмитрий Сергеевич подался вперед, вмиг оказавшись близко-близко к моему лицу, и произнес, обжигая своим дыханием шею: — Поцелуй меня.

— Что?! — я еле сдержалась, чтобы не оттолкнуть мужчину. Мы на виду у всех! Мы… Я не хочу!

— Выполняй, — ледяным тоном отрезал он.

Я снова оглянулась на Ангелину, заметила, что не только она теперь пристально следит за нашим столиком… И коснулась губ босса в нерешительности. К счастью, дальше он действовал сам…

Что я творю?!

— Закрепим эффект, — оторвавшись от меня, хрипло заявил мужчина и еще раз поцеловал.

Третьему поцелую я не дала случиться. Как бы то ни было, мне эти прикосновения нравились, но это уже слишком! Мы в общественном месте, на нас все смотрят… И я не хочу.

Воскресенский не возражал, лишь снова взял мою ладонь в свои руки и, поправив мои волосы, принялся говорить о чем-то с подошедшим познакомиться со мной мужчиной. Суда по тому, как он общался, мужчина являлся его деловым партнером. Мне не оставалось ничего, кроме как улыбаться… И выглядеть счастливой дурочкой.

Кажется, мы действительно выглядели парочкой. Ужас!

Когда мы уже переместились со столиков в зал в огромной люстрой с сияющими каплями горного хрусталя, я решила отпроситься в дамскую комнату:

— Можно я пойду… обновить помаду? — спросила, склонившись к уху босса.

Тот сначала хотел сам меня проводить, но вовремя явился очередной, скорее всего, бизнесмен и отвлек его несомненно важным разговором о каких-то землях. Я не вслушивалась в их разговор и получив разрешение, двинулась в указанную Воскресенским сторону. Надо бы побыстрее, пока он не передумал и не сводил меня и в туалет!

Я так спешила, что явно свернула не туда. Никакой дамской комнаты в череде дверев в длинном, украшенном ковром и изящной лепниной, коридоре не было в помине. Двери вели в оформленные в том же дворцовом стиле комнаты и кабинеты.

Одна из занятых дверей была плохо прикрыта и оттуда доносился жесткий мужской голос:

— Ну похожа, и что? Настя, мне самому до сих пор плохо, но нашей Адельки больше нет, понимаешь? Девчонка может быть хоть копией тебя, мало ли, сейчас пластическая хирургия так лицо подправить, что родная мать не узнает!

Я бы прошла мимо, но после двух прозвучавших имен остановилась как вкопанная. Что… Что мужчина говорит?!

— Нет, ты не понимаешь! — с отчаянием простонала, судя по всему, Анастасия Калинина. — Дело даже не во внешности… Я просто чувствую, что она моя дочь. Я чувствую, Боря. Как мать. То, что не чувствую к Лешику. Я его люблю, но он не мой. А эта девочка…

В моей голове будто собрался пазл произошедшего, и я от своей догадки чуть ли не осела на пол, но сумела удержаться за косяк… О, Господи. То есть… То есть Воскресенский хотел выдать меня за пропавшую дочь Калининых?! Зачем? Разве можно так жестко играть? Потому что подобного быть не может, у меня свои родители, у меня своя мама… была.

— Настя! Что ты такое говоришь?! — зло прошипел Борис.

— Я не знаю… я уже ничего не знаю, — и такая смертельная усталость в голосе Анастасии, которая все время до этого смеялась и улыбалась. Оказывается, фальшиво. — Я знаю только боль, разрывающую на части. Я не уберегла. Мы не уберегли. Я знаю только ярость, от того, что мою частичку сумели выкрасть, а я… Борь, я больше не могу. Мне так больно, и эту боль время не вылечило. Двадцать лет прошло, а время не вылечило.