Девять пар глаз уставились на картину «Три девицы под окном» настороженно. Виктор Петрович первым поинтересовался:

- Ну, как тут у вас? Обед сварили?

Истомина поспешила в летнюю кухню:

- Всё готово, мойте руки.

Я же начала тоненьким голоском виноватиться:

- Витя, с обедом всё хорошо, а вот с печкой не получилось. Мы уж и так, и эдак – не топится, зараза. Дым в комнату идёт – и всё тут.

Томилина добавила:

- Наверное, её давно не топили, дымоход засорился или ещё что…

Мужики рванули в дом. Кто-то закашлялся, кто-то начал громко материться, но степень озверения росла с каждой минутой.

Мы с Ленкой сжали свои булочки, ожидая люлей. Тут уж слёзы сами полились. А они, как известно, главное женское оружие.

Первым выскочил Гундерсон. Только открыл варежку, чтобы послать нас по матери, но увидел плачущие мордочки и притормозил:

- Девки, это… Не ревите... Вы, дурёхи, трубу не открыли, вот дым и валил в дом. Там надо было вьюшку открыть и заслонку вынуть.

За ним показался Назаров:

- Б..ть, дуры косорукие, вас где таких родили, что вы печки топить не умеете?

Прикинулись ветошью:

- Толик, зря ты ругаешься. Я вот в интернате жила с десяти лет, там было центральное отопление. А дома печки с задвижками – их просто надо на себя потянуть.

Томилина добавила:

- У нас тоже печка нормальная дома.

Верещагин вышел на крыльцо, вытер рукавом пот со лба и постановил:

- Ладно. По очереди один человек будет с вами на хозяйстве оставаться, пока вы тут всё не спалили.

Мы переглянулись с Ленкой: такой вариант нас абсолютно не устраивал. Ещё надзирателя не хватало!

Хмурые мужики потянулись к рукомойнику и в столовую. Кто-то выносил сумки с вещами и развешивал их на забор, чтобы проветрить. Увидев расхристанное, местами скукоженное и полинявшее бельё, парни потеряли дар речи.

Вася Ряхин с трудом узнал свою белую футболку. В чёрно-сине-красных разводах она смотрелась жутковато:

- Ёк-макарёк, новая футболка!..

Томилина заломила руки:

- Вась, ну я же не знала, что её отдельно надо стирать. Да и корыто там одно для белья…

Парни поняли всю глубину задницы, в которую их запихнула жизнь и родной институт. Три таких бабы на хозяйстве ­– как обезьяны со связкой гранат: не знаешь, где в следующий раз рванёт.

Петрович отрезал:

- Всё! Больше не стираете и не топите! Ваше дело – мыть полы и готовить! И смотрите, если от супа будет половыми тряпками пахнуть, пойдёте на поле картошку собирать!

Мы с Томилиной дружно закивали аки болванчики:

«Ура! На поле! Будет! Обязательно будет тряпичная приправа!»

Но вслух, конечно, свои мысли не высказали. Всё-таки инстинкт самосохранения у нас имелся.

В столовой стояла гробовая тишина. Мы скромно примостились с краешка и клевали макарошки. Парни бросали на нас злые и разочарованные взгляды. Сажу с мордочек не смывали: так жалостливее выглядим. Истомина крутилась у плиты, тоже с подозрением на нас косясь.

Вот чувствовали мужики, что мы их дурим, а доказать не могли…

Возвращаясь на поле, староста дал наказ:

- Печки – не трогать! Полы – не мыть! Баню – не топить!

Радость из меня так и пёрла:

- Вить, а что нам делать-то?

- Сидите там… Вышивайте… Книжки читайте…

Верещагин развернулся и проворчал себе под нос:

- Курицы безмозглые, свалились же мою голову…

***

Девочки и мальчики, с вас "звездочки", если нравится история. Обещаю немного юмора, пока события не перейдут в драматическую стадию.

И буду рада пообщаться в комментариях, вспомнить то прекрасное время! Пишите - это нас обязательно сблизит ещё больше!

Ваша Ольга Гольдфайн

5. Глава 4

Как только пыль под сапогами наших трудяжек улеглась, мы с Томилиной отправились в магазин. Сейчас я бы сказала – на шопинг. А тогда – посмотреть, чем нас местный торгпром порадует.