Сейчас, когда первые эмоции поутихли, этот вопрос не давал мне покоя. Даже если ему что-то и сказали нехорошее, он обязательно бы проверил всё сам. И ведь он видел дочь. Тогда почему… ПОЧЕМУ он от неё отказался?! И почему он уверен, что я должна это знать?!

Я мучилась от вопросов, которых с каждым днём становилось всё больше, от отсутствия ответов, стала рассеянной и нервной. Настя тоже начала плохо спать, капризничала, плакала, а я никак не могла понять, что её беспокоит. Иногда мне было очень сложно её усыпить, но стоило только самой закрыть глаза, как она тут же просыпалась. Бабуля считала, что моя нервозность передаётся и дочке. Педиатр ставила обычные колики, и я уже не знала, что мне можно есть, чтобы не спровоцировать ещё какую-нибудь реакцию.

И, когда я была готова сама позвонить Богатырёву, раздался звонок. Увидев неизвестный номер, моё сердце затрепыхалось в надежде, что звонит Игорь, которого я так и не вынесла из чёрного списка. Если не считать того, что он постоянно был в моих мыслях и снах, то больше о нём я ничего не слышала. И не видела. Женский голос, раздавшийся из динамиков, разбил мою надежду, и я поняла, как сильно хочу увидеть его. Хотя бы мельком. Звонила бабушкина соседка по огороду. Она сообщила, что бабуля упала и её увезли на скорой. До меня не сразу дошёл смысл сказанного. Я настолько привыкла, что ба всегда была сильной и энергичной, что никак не могла представить её лежащей на больничной койке.

8. Глава 8

К бабушке в палату меня не пустили. Из-за Насти. Никакие уговоры, что оставить ребёнка мне не с кем, не помогли. Звонить отцу или просить мачеху было бесполезно. Да и не оставила бы я дочь с последней, а папа наверняка на работе круглые сутки. Иногда мне казалось, что он живёт там, чтобы только не появляться дома.

С бабушкой я не смогла поговорить даже по телефону – она спала после операции. Так ни с чем мне пришлось возвращаться домой, и, заходя в подъезд, я вспомнила про дядю Женю. Но, как специально, и он сегодня работал. Мне ничего не оставалось, как оставить ему записку, воткнув её в дверь, так как номера его телефона у меня не было.

После моего немного сбивчивого рассказа дядя Женя собрался ехать к бабушке в больницу, и пришлось его отговаривать, потому что часы посещений, к сожалению, уже закончились.

– Значит, придётся подождать до завтра, – хмуро заметил мужчина, задумчиво потирая подбородок. – Не переживай, Лизавета. Всё будет хорошо, – попытался поддержать меня, но бывалой весёлости в глазах, когда он говорил такое раньше, не было.

Я успела проконсультироваться по поводу бабушкиной травмы: перелом голеностопного сустава со смещением – не самое страшное, что могло случиться, но лечащий врач сразу сказал, если она хочет не только встать на ноги, но и нормально ходить, полежать придётся в лучшем случае месяц, а то и больше, и реабилитационный период будет долгим. Про худший я старалась не думать. Главное, что бабуля жива, и есть шанс на выздоровление.

Это лето я даже не то что не запомнила, я его не заметила. Почти каждодневные поездки в больницу, Настя и бабулин огородик – всё повторялось изо дня в день, как карусель. Ба после того, как немного пришла в себя, больше переживала за свои корнишоны, чем за ногу, которая до сих пор была на растяжке. Дядя Женя оставался с Настей на улице, пока я поднималась в палату, а потом мне приходилось ждать его, чтобы вместе ехать на бабушкин огород.

– Никогда не был сторонником строгого воспитания, но сейчас сам готов привязать твою вредную бабушку к постели, – пожаловался мне дядя Женя, когда мы сели в машину. – Она даже в гипсе готова ползти на свой огород! Опять просила доктора, чтобы её отпустили. Вот что за женщина?! Совсем не бережёт себя! Может это и жестоко, но по мне, пусть дольше её держат с привязанной ногой. Дома лежать она не будет! Ей о здоровье своём думать надо, а она за огурцы с баклажанами переживает. Их купить можно, но ей нужны свои, кровненькие. А то, что она чуть себя не угробила на своём огороде, совсем неважно! Садистом ещё меня обозвала, что я их из шланга полил… Она их, видите ли, леечкой балует!