— Нет, — мотаю головой. — Без понятия, кто он. Может быть чей-то знакомый родственник из студентов или ещё кто. Ты видела сколько там девочек стояло? Уйма. Спроси у них. Может они знают.

— А я-то подумала, что ты его знаешь, поэтому и убежала, — недовольно косится на меня подруга, а затем деланно вздыхает. — Тогда я поехала к нашим. Созвонимся ещё.

Попрощавшись с подругой, я ощущаю, как к щекам приливает жар. Обычно я всегда с ней всем делюсь. Самым откровенным. А теперь...

«— А теперь придется скрывать», — добавляет мой внутренний голос.

И это не даёт мне покоя.

Дома я оказываюсь спустя полчаса. Не меньше — не больше.

И буквально сразу же иду в свою комнату. Переодеваюсь, а затем захожу в ванную. Неспешными шагами направляюсь к раковине, где поставив руки по обе стороны от нее, впиваюсь взглядом в собственное отражение в зеркале. Умываю лицо. Руки. Шею.

Меня душат эмоции. Захлестывают с головой. Уже какой день, я не могу прийти в себя. Не могу успокоиться.

Мало того, что Руслан приехал, которого я после произошедшего естественно видеть не желаю. Потому что он — прямое воспоминание о случившемся той ночью. Так ещё и Сулейман целый день преследовал... По пятам ходил за мной. Я старалась быть от него подальше, но он то и дело появлялся на моем пути.

Более того, когда я вышла из университета, услышала позади его голос…

«— Альмира, хочешь я тебя подвезу до дома? — спросил он тогда едким голосом, от которого меня едва не вывернуло наизнанку.

Гадкий человек, устроивший мне западню. Он стоял позади меня и смеялся. Глумился надо мной. Ему было мало того, что сделал. Он решил пойти ва-банк. Нервировать меня одним только своим присутствием. Потому что считает себя неприкосновенным. Правым делать все, что он того пожелает.

Внезапно в сознание внедряется голос матери, а следом стук двери.

— Альмира? Я зайду к тебе?

— Заходи, — нехотя отзываюсь. — Я сейчас.

Тяжело вздохнув, я протираю мокрое лицо полотенцем и ещё раз взглянув на себя, выхожу из ванной.

— Все нормально? — сходу спрашивает она, присаживаясь на кровать. — Ты вся бледная.

— Я в порядке, — отвечаю максимально спокойным тоном, хотя в душе буря поднимается.

После нашего последнего, крайне неприятного диалога мы с ней практически не разговаривали.

Я не ожидала от нее подобных слов. Хотя и знала, что значит для нее «репутация» нашей семьи. Она важнее всего. И даже принципов.

— Я хотела сказать, что погорячилась, — вдруг начинает она и мои брови ползут вверх. Надо же... Так непохоже на нее. — Не стоило так наезжать, когда ты под утро вернулась.

— Я хотела позвонить, но как ты и сказала было уже «поздно».

— Подожди. Дай мне сказать. Мы ведь вырастили тебя с правильными установками. Ты знаешь, как себя вести в обществе. Верно? Ты у меня умная девочка и понимаешь, что честь нашей семьи должна оставаться чистой. При любых обстоятельствах. Чтобы никто из конкурентов отца и брата не смог к нам приблизиться. К тому же, ты видела моих подруг из высших слоев... Они не приемлют гулянок посреди ночи. У них дети подают большие надежды. Каждый из них ведёт себя подобающе их семье.

Я заторможено киваю.

— Понимаю.

— Поэтому думаю ты бы не стала позорить нас, — заключает она деловито. — Мы дали тебе все для того, чтобы ты нас не подвела. Образование. Поездки за границу. Воспитание. Любые твои желания исполняли. Не так ли?

— Все так.

Спорить с ней желания нет.

А исключений из правил — она не признает.

К сожалению или к счастью, у меня уже совсем другие взгляды на жизнь.

— Однако ты выглядишь изможденной в последние дни. Я тебя совсем не узнаю. Возможно, это играет роль предстоящая сдача диплома?