Заварив бодрящий травяной сбор, она нашла в кухне остатки хлеба и, обильно смазав их медом, накрыла на стол как раз в тот момент, когда Ян спустился вниз.
– Ты в порядке? – спросил он, усаживаясь рядом с Деей и приобнимая ее за плечи.
– Все хорошо, – прошептала она, протягивая Яну чашку ароматного чая.
Завтрак прошел в тягостном молчании. Дея хотела поговорить с Яном, может быть даже попрощаться, но мысли никак не желали облекаться в слова, а когда она услышала, как на ее крышу приземлилась Маюн, сердце ее замерло, пропустив пару ударов.
«Сейчас он уйдет, и я опять останусь наедине со своей одержимостью», – подумала Дея, понимая, что сегодня она все же решится на поход к Родмиле.
– Кажется, мне пора, – извиняясь, проговорил Ян и встал из-за стола.
– Да, – механически отреагировала Дея, тоже медленно поднимаясь. – Я тебя провожу.
Как только Ян ушел, она наскоро переоделась в свое самое скромное платье и, скрывшись под неприглядным шерстяным плащом, вышла из дому.
Отыскать дом Родмилы оказалось не трудно. Еще на подъезде к городу ей повстречалась торговая повозка, погонщик – крючконосый, шустроглазый мужичонка, охотно разъяснил «прекрасной», как он выразился, Госпоже, как отыскать дом Веды. Она жила на самой границе города, ближе к стене, где прятались в густой тени деревьев немногочисленные дома Ведов. Ее был самым ярким, обильно украшенным резьбой.
Дея отпустила Дорену в поля, зеленящиеся еще по-летнему сочной травой, а сама побрела вдоль городской стены к противоположной стороне Мрамгора.
Окраины города не отличались особенно вычурной роскошью, дома были приземистыми, в основном глиняными, цветные окна встречались крайне редко, зато растительности было в разы больше, чем в помпезном центре столицы. Этими-то кустистыми и теневыми тропами Дея и пробиралась к заветному дому Родмилы.
Она узнала его, как только показался нарядный, многоцветный фасад. Но хозяйки не оказалось дома, и Дея, пристроившись на резное деревянное крыльцо, стала дожидаться ее возвращения. Она с терпением одержимого просидела у порога Родмилиного дома до самого вечера и, в конце концов, ее ожидания были вознаграждены. В сгущающихся сумерках на узкой улочке показалась знакомая фигура. Дея встала с крыльца и внутренне подобравшись, встретила твердый, недобрый взгляд Веды улыбкой.
14. Глава 13 Фарфоровое сердце
Бросаться в пучину действительно сильных чувств осмеливается только не покалеченная до времени юность. Люди, обремененные печальным опытом, остерегаются этих сумасшедших всплесков, способных повредить рассудок. У них уже чересчур отлажено работает механизм самосохранения, не позволяющий ввязаться во что-то более значимое, чем пошлая интрижка. Так они и разрываются между желанием любить и желанием жить, забывая, что любовь - и есть жизнь.
Уйти в работу, погрузиться в новые исследования и ни в коем случае не пускать на порог ни одной девки – вот лучший способ забыться, думал Влад. Он слишком хорошо знал, к чему может привести его неспособность контролировать себя. Ему было доподлинно известно, как легко заблудиться в тумане мечтаний и мраке вожделений. Но неутомимая фантазия услужливо подкидывала все новые и новые видения любострастия. Он терял здравый смысл, напоминая себе мечущегося в загоне жеребца. И эти утомительные грезы разума сводили с ума, а пытка хоть и была воображаемой, становилась несносной.
Влад работал с удвоенной силой, но на поверку ничего путного из этих сублимированных плевков не выходило, что повергало его в еще большее бешенство. Он хотел заставить бурлить и клокотать энергетические потоки по его прихоти, но пока бурлило и клокотало лишь все его естество. А причиной всему был страх. Впервые в жизни мраморный Влад испытал это щекочущее, тормозящее чувство. И все из-за нее – нежной, хрупкой с виду девушки, нарушившей заплесневелые устои законодательств и негласных правил Багорта. Она раскрывалась перед ним, словно розовый бутон, и там – в сердцевине, на бархатной подкладке из пыльцы показалась головка маленького, но хищного дракона. И стоило Владу сунуть нос в этот ароматный бутон, как его тут же опалило пламя ненависти.