Глянув на Талию, чье тело будто фосфоресцировало в лунной светлыни, я шепнул:

– Спишь?

– Не-а… – Наташа придвинулась ко мне поближе, и заерзала, навалилась – овал ее лица неразличимо темнел, а распущенные волосы сияли голубоватым нимбом. – Совсем забыла тебе рассказать! Светланка, похоже, скоро защитит докторскую, и пусть проставляется – она же на нас с тобой карьеру сделала!

– И как «диссер»? – Я обеими руками пригладил Наташкину прическу.

– Очень интересно, захватывающе даже! Оказывается, метакортексы паранормов, состоящих в кровном родстве или испытавших «слияние», проявляют что-то типа квантовой запутанности. Наверное, поэтому отец в семьдесят пятом вдруг ощутил, что настоящей Таты больше нет. Для него это было жуткое потрясение… – Талия сложила руки у меня на груди, будто ученица за партой, и уложила на них подбородок, из-за чего речь ее стала чуть невнятной. – Кстати, про «запутанность» метакортексов… Ее ощущал маленький Васёнок по отношению к тебе, и Лея тоже, даже ещё сильней, но самым поразительным образом это свойство «вылезло» у Наталишки. Она же не зря всё время рвётся к «Мигелу», да и к Лее тоже. Знаешь, почему? Твоя внучка не просто паранорм, она – «энергетик»!

– Ага… – затянул я, и пальцем коснулся кончика Наташиного носа. – А это уже, помню, из твоей докторской!

– Да! – выдохнула женщина, смешливо морщась. – Метакортекс у Наталишки способен, подобно маршрутизатору, соединять метакортексы паранормов из её клана в «генеративный эгрегор»… М-м… Как бы тебе… Ну, его можно представить, грубо и зримо, в виде локальной виртуальной сети – «домена» – из связанных между собой нейронных кластеров. А через эгрегор открывается доступ ко всей психодинамической энергии клана! Получается, что Наталишка подключает к своему «генеративному эгрегору» метакортексы всех «родных» паранормов, до которых только может дотянуться, и которые вызывают у нее доверие: до тебя, до Васёнка, до Леи или меня… Причём для инициирующего подключения требуется активное согласие Наталишки, после чего она запоминает как бы «слепок ауры», а он у каждого метакортекса индивидуален, и все последующие обращения к эгрегору проходят уже «на автомате»…

Женщина подтянулась, нависая, и шары грудей дразняще качнулись надо мной. Я попытался поймать их губами.

– Не балуйся! – хихикнула Талия, ежась, и показала мне флакончик с «молодильным зельем». – Давай?.. – мурлыкнула она. – М-м?

– Давай! – согласился я. – Только ты сверху! А то я боюсь тебя раздавить…

– Нет, давай, ты! – закапризничала Наташа.

Я притиснул ее, и твердо заявил:

– Ни. За. Что. Зачем мне раздавленная «златовласка»?

– Ну, ладно, ладно… – капитулировала женщина. Капнув пахучего эликсира, она растерла его ладонями.

– Наверное, этим средством пользовалась Таис, когда соблазняла Александра… – пробормотала Талия, накладывая руки мне на грудь. – Помнишь, у Ефремова?..

– Помню… – выдавил я.

Мир вокруг уже плыл и качался, завораживая карусельным кружением. Сердце колотилось часто и гулко, а дикое, неистовое желание поднималось с кипучих, первобытных глубин обеих душ, сплетаясь и сливаясь воедино…

Среда, 20 августа. День

Лондон, Букингемский дворец

Принц Чарльз терпеть не мог пышную и уродливую королевскую резиденцию, этот серый, невзрачный монолит в конце Мэлл. Ему был куда милее уединенный Кларенс-хаус, но там сейчас ремонт, а поместье Хайгроув в Глостершире слишком далеко от Лондона.

«Хотя мамочке это не мешает!» – зло усмехнулся Принц Уэльский.

Август и сентябрь ее величество проводила в Виндзорском замке, поэтому и не колышется королевский штандарт над Букингемским дворцом. А когда он сам увенчается короной, одному Богу известно…