– Ну, привет! – фыркнула Рита. – А кто за детьми присмотрит?

– Ну, да, вообще-то… – промямлила Наташка.

Поймав в зеркальце синий взгляд, я улыбнулся:

– Ты у нас вторая после Гайдая. Визуализации, спецэффекты… И без Ритки никак! Увидит Эшбах живую Литу Сегаль – мигом подмахнет все договоры! А Инка там зачем?

Маргарита коварно пропела:

– А Мишка там зачем?

– Ну, здрасьте! – фыркнул я. – А кто за вами присмотрит?

«Волга» вписалась в поворот и подкатила к терминалам Шереметьева. Мосфильмовский автобусик «Юность» уже застолбил местечко на стоянке.

Узнавалась долговязая фигура Гайдая, округлая – Староса, коренастая – Чухрая.

– Приехали! – объявил я. – Дальше – ножками! Длинными, такими, стройными…

Девчонки чмокнули меня по очереди.

* * *

– Лёня поражает своим мальчишеством, – чуток лукаво сощурился Чухрай, пальцем приглаживая усы. – Энергия, экспрессия, гротеск! И всё в удалом, сумасшедшем ритме!

– И ни одного лишнего кадра, – поддакнул я. – Но, именно потому, что Гайдай – мальчиш этакий, ему не снять того, что выходит у вас – светлой пронзительности, жалостливого потрясения…

– А люди равно льют очистительные слезы… – медленно проговорил Григорий Наумович. – Слезы радости и слезы печали…

Бархатно ударил гонг.

– Объявляется посадка на рейс по маршруту Москва, Шереметьево – Берлин, Шёнефельд…

– Товарищи! – пылко воззвал Леонид Иович. – Не отстаем!

– Гайдай шагает впереди-и, – насмешливо пропел Чухрай, перефразируя известный мотив, – Гайдай шагает впереди!

* * *

Перонный автобус, чудилось, лег на брюхо и полз по гладкому бетону. Пассажиры дисциплинированно держались за поручни, дивясь невероятному силуэту.

– Никогда не летал на сверхзвуке… – пробормотал Старос, глядя за окно. – Не знаю даже, каково это…

– Быстро, – улыбнулся Видов. – Заметно, как земля перемещается, уходит под крыло.

Остроносый «Ту-144» наплывал, изумляя хищным очерком фюзеляжа и громадным килем с прорисью красного флага. «Ил-96», что выруливал подальности, жался к земле, словно пугаясь высоты, а вот «сто сорок четвертый» рвался вверх, вытягиваясь на длинных, птичьих стойках шасси.

Самолетная дверь отворялась на уровне третьего этажа, и к ее порогу приткнулся огромный спецтрап с эскалатором.

– Ого! – впечатлилась Рита, глянув вверх. – Я даже не думала, что он такой… Здоровенный, высоченный!

– Истребитель-переросток, – усмехнулся я.

Лишь став на ступеньку «лестницы-чудесницы», мне удалось пожать руку Гайдаю.

– Леонид Иович, как вы?

– Жив! – ухмыльнулся мэтр. – Я читал вашу раскадровку «Видео Иисуса», Миша. Думаю, может выйти очень даже стилёво. Правда, есть кое-какие мыслишки… Надо будет надавить на Эшбаха, как следует, а то, знаете, какой-то у него перекос в сторону мужских персонажей. И это надо очень аккуратно подправить. Например, сделать из Сьюзен Миллер не просто секретаря, а, вдобавок, ассистента, референта и айтишника!

– Хм… – задумался я. – Автор может и повозбухать…

– А если намекнуть автору, что эта роль достанется Маргарите Гариной? – хитро прищурился Гайдай.

– Бросится переписывать!

В тамбуре нас встретили улыбчивые стюардессы, и увели направо, в задний, чрезвычайно длинный салон. Слева по полету стояли блоки из двух кресел, справа – по три. Через несколько рядов светло-синяя обивка сидений чередовалась с оранжево-желтой. Закрытые багажные полки зрительно интегрировались с плафонами освещения, переходя в потолочный свод. Стилёво.

Мы с Ритой уселись вдвоем, а Наташа пристроилась напротив, подсев к Руте и Олегу. Обе кумушки тут же принялись шушукаться и хихикать – Видов мне улыбнулся, и я изобразил полное понимание.