«За что боролись, на то и напоролись», – злорадно думал я, гладя теплые Ритины плечи и провожая взглядом смутный силуэт «Ильюшина», ритмично накалявшего малиновый маячок.

Грабский с Милевским провозгласили Восточную Польшу, ратуя за возвращение Белостокской области в состав Белоруссии, а «Железный Войцех» с паном Валенсой «выбрали свободу» – и мигом нашли покровителей Польши Западной, бойкой молодой демократии, где свято чтут права человека, за что и страждут от «советской агрессии»…

– Етта… Миша! – голос, донесшийся из темноты, звучал бодро. – Грузимся!

– А Киврин с Корнеевым где?

– Они – следующим рейсом! Хе-хе… Витёк ругается – Ядзя с нами летит, а он один остается!

Рита прыснула в ладошку, а я назидательно вывел:

– Разлука полезна! Пошли, «пузатик»…

– Грузиться?

– Лучше б тебе дома оставаться, так ты ж…

– Ни за что! – перебила меня «беременная девушка». – Я с тобой хочу!

– Пошли уж, Маргарита Николаевна, – сказал я с ворчливой нежностью.

И мы пошли.

* * *

На авиабазе «Энгельс-2» задержались ненадолго. С помощью талей, погрузчика и такой-то матери, здоровенный турбореактивный НК-25 вытащили и увезли.

Рампу подняли, гермостворки сошлись, и наш «Ил» снова запросился на взлет. Экипаж суетливо бегал по гулкой грузовой кабине, а я лишь теперь удивлялся, утомленно и сонно – никакого интернационала, половина летунов сменилась.

Прежний командир корабля, спокойный, рассудительный Иваныч вежливо распрощался с пассажирами, а ему на замену прибежал потный и раздраженный Азамат. Помощник командира – Талгат, штурман – Ержан, бортинженер – Кайсар. Бортоператор, и тот – Мансур! Сплошь одни казахи!

Дремотно помаргивая, я осмотрел сводчатую самолетную утробу. Рита с Ядзей, уморившись, спали – мы им постелили на узких жестких скамьях. Марина пристроилась рядом, недовольно ворочаясь – возня с разгрузкой перебила ей сон. Вайткус укладывался основательно – натащил откуда-то грузовых сетей и сложенного брезента. Чем не перина?

Оглядевшись, и не приметив Рустама с Умаром, я решил, что оба ищут счастья в техотсеке, где устроены места отдыха для экипажа. Свои, как-никак. Азия-с. Договорятся как-нибудь…

Рассудив, что всех перехитрил, забрался в танк. Бандуру УИП мы сместили на левый край, а справа приделали коробчатую кабину для наводчика. Миновав эту стальную будку, я пролез в бывшее боевое отделение, и был жутко разочарован – спецназовцы оказались хитрее.

– Занимайте места согласно купленным билетам! – хихикнул Рахимов, потягиваясь.

– Вот гады! – ухмыльнулся я.

Юсупов довольно хмыкнул, а Рустам присоветовал:

– Полезай вперед, сиденье мехвода пока никем не забито…

Низко пригнувшись, я сунулся, куда сказано, и разложил сразу два «спальных места» – оператора и механика-водителя.

Мягко, удобно… И самолетному гулу не одолеть броню.

– До Байконура просьба не будить… – пробормотал я, постанывая, и уснул, как будто кто выключил явь.

Сны меня одолевали смутные и беспокойные, а вот подъем растревожил всерьез.

– Вставай… Миш, вставай!

Узнав Рустама, я быстро протер глаза, и начал с шутки а ля механик Зеленый:

– М-м… Что у нас плохого?

– Миш, мы над морем летим, – негромко ответил Рахимов.

Я рывком поднес руку с серебряным «Ролексом». Та-ак… Ага…

Четыре часа я точно проспал… Море, значит… Тогда…

– Мы или к Турции подлетаем, или к Ирану, – медленно выцедил я.

– Под нами не Каспий точно, – хмуро вставил Умар. – Я, когда в иллюминатор выглянул, как раз берег мелькнул. Пляж был галечный, а на Каспийском везде песчаные.

– Значит, к туркам в гости… Чертовы казахи!