– Остановись, Хант, – приказала Берилл, ничего перед собой не видя. – За один поцелуй – один день свободы. Впрочем, целуй ещё. Зато потом столько же дней не поцелуешь.

Хант остановился, заглянул в её глаза. Берилл не впервые приходилось смотреть в глаза этого перевёртыша с такого близкого расстояния. Раньше, замечая, что слишком долго смотрит, она делала над собой усилие и отводила взгляд. Сейчас же не могла. Его чёрные глаза блестели тёмно-красными и бордовыми стрелками, отходящими от зрачка-треугольника, сейчас стремительно округляющегося. Глаза перевёртыша поглощали крылатую, расслабляли, затягивали в своё тепло с ещё большей, чем обычно, силой. На данный момент девушка не понимала, что приятнее, поцелуй чёртова Ханта или его открытый взгляд, облегчающий и упрощающий всё на свете.

– Тогда не останавливай меня, – попросил он.

– Ладно. Не останавливайся, пока не поцелуешь, по меньшей мере, миллион раз. Тебе же хватит этого, правда?

– На первый миллион дней – да, уверен.

– Ужин для иниаты, – объявила женщина-перевёртыш, проходя по своей стене к столику и выкладывая на него тарелки с благоухающей едой.

– Кто разрешил? – резко спросил Хант.

– Я, – донёсся голос от других дверей. Это был Шон, и он без страха насмехался над собственным отцом: – Судя по всему, леди Сильверстоун ничего не ела с самого утра. Мы же не хотим, чтобы она принимала твои ухаживания только потому, что обессилила от голода? Кстати, сколько поцелуев уже было?

– Я не считал, – принц выглядел растерянным.

– Как? – посмотрела на него Берилл и призналась: – Я тоже.

– Не больше тридцати, – успокаивающе объявил Шон. – Отец, немедленно иди прочь. Ты опаздываешь – у тебя ещё масса нерешённых дел.

– Тогда оставляю её на тебя, – поведя плечами, сказал сыну Хант и вышел.

– Я скоро вернусь, – сказал Шон крылатой и скрылся за теми же дверями, что и принц.

– Что? – улыбаясь, спросил Акшен у сына, молча следующего за ним.

– Вынужден признать, что у тебя есть шанс, – проговорил герцог. – Но не вздумай надеяться на многое. Она из практичных особ, и не позволит тебе большего, чем ровно миллион поцелуев.

– Никогда не понимал, что достойного в статусе и деньгах, – отвечал Акшен-до с мечтательным видом. – Никогда не забывал, что я – простой инуэдо. Но сейчас я чувствую себя потрясающе богатым. Как это звучит, а? Миллион поцелуев!

Шон не смог подавить вздох.

– Тем не менее, я прошу тебя умерить пыл, отец. Она останется и на второй миллион поцелуев, дай только мне срок придумать что-нибудь.

– Хорошо. Думай. Всё равно у меня в запасе ещё миллион поцелуев.

– Девятьсот девяносто девять тысяч, девятьсот семьдесят, – остановившись, сказал Шон. Но отец его уже не слышал. Он двигался к покорению следующей вершины.

Герцог Грэм вошёл в покои Берилл. Она уже явно наелась и пила энгаму – хорошо разведённый соком крылоскол. Не иначе, как дело рук Ханви. Он-то знает, как важно бывает женщине расслабиться.

– Он должен был меня выпустить, не так ли? – спросила герцога крылатая. – Всё должно было быть именно так. Он ведь выпустит меня? Сегодня, сейчас?

– Я не думаю, леди Берилл. Он хочет сначала свой миллион поцелуев. Кто просил вас говорить ему такое?

– Не так уж я и умна, – крылатая откинулась в кресле и поднесла к губам снова незаметно наполненный герардой бокал. Глаза леди потемнели после взглядов и поцелуев Акшена и ещё не вернули себе нормальный цвет. Оказывается холодная красавица-крылатая может быть соблазнительнее любой актрисы театра, стоит её только немного согреть.

– Вы свободны, – кивнул Шон наёмной служащей. Герарда немедленно покинула помещение, и мужчина смог высказаться: – Вы допустили ошибку. Большую ошибку. Вы действительно думаете, что после миллиона поцелуев он отпустит вас?