– Ну, слава богу, хоть до чего-то договорились.

– Богу молишься. Это тоже хорошо.

– Ну, не такой уж ярый богомолец я, – честно признался сплетник, садясь напротив старца, – но святые отцы мной довольны.

– И чем же они довольны?

– Помощь им в делах православных оказываю. Библии вот скоро печатать им начну.

– Библия – это хорошо. Ежели не врешь, мы с тобой договоримся.

– Может, и договоримся, если мозги мне канифолить прекратишь. Витязь-богомолец. Как же! Я кинушки про былинных богатырей смотрел. Витязей таким приемам боя не обучают. Им ума хватает только быку промеж рогов кулаком садануть да мечом-дуроломом размахивать. А от тебя за километр спецназом тянет. Уверен, ты такой же попаданец, как и я.

– Насчет попаданца не знаю. Не попал я еще куда надобно. А насчет витязей… Откель знаешь, как витязей готовят, если сам не витязь?

– Ладно, уел. Возразить нечего.

– А мне есть. Вижу теперь, что наш ты. Только вот не пойму, за что тебя из витязей изгнали.

– Никто меня не изгонял. Отслужил два года, как положено, и на дембель.

– Опять слово нерусское. Что такое дембель?

– О! Дембель – это счастье! Отслужил положенное и после трудов ратных на свободу с чистой совестью.

– Видать, героическое что-то совершил, раз тебя так рано отпустили.

Старец извлек из своей котомки деревянную ложку, краюху хлеба, разломил ее на две части и протянул один ломоть Виталику вместе с ложкой. Сплетник кивком головы поблагодарил старца, зачерпнул из котелка каши и, держа ложку над ломтем, чтоб ни одна капля не упала на землю, поднес ее ко рту.

– Благодарствую, знатная трапеза, – одобрил юноша, возвращая ложку хозяину.

– Точно наш, – окончательно успокоился старец, внимательно наблюдавший за приемом пищи сплетника. – Ну и кто ты есть, росич?

– Хочешь верь, хочешь не верь, но совсем недавно правой рукой царя Гордона числился.

– Ой ли? А не молод ты, отрок, для таких чинов? – пришла очередь старцу запускать ложку в котелок.

– Может, и молод, да царь-батюшка уж больно на этом настаивал. Сначала царским сплетником назначил, а потом, зараза, таким боярством наградил, что волосы дыбом встали. Сплошной геморрой, а не боярство.

– Царский сплетник? – вскинул брови старец. – Наслышан о тебе, наслышан.

– Когда успел? Я возле Гордона всего второй месяц отираюсь.

– Гм… «отираюсь». О таких витязях, как ты, слухи далеко идут. И что заставило тебя посередь ночи из Великореченска в лес бежать?

– Дела, отец. Очень срочные дела, – тяжко вздохнул Виталик. – Гадское дело эта политика. Подставили меня сегодня капитально. Так круто подставили, что я уже на вышак тяну.

– Вышак… – пожевал губами дед. – Это высшая должность, что ли?

– Еще какая, только я на нее не претендую.

– Что так?

– Веревочный галстук шею сильно трет, – хмыкнул юноша, поднимаясь. – Спасибо тебе, отец, за хлеб за соль, но мне пора.

– До встречи, царский сплетник, – кивнул старик. – Думаю, мы с тобой еще свидимся.

– Все может быть. – Виталик возобновил свой путь к вокзалу, но на окраине поляны притормозил.

– А как имя твое, отец?

– Раньше меня в народе Святозаром звали, а теперь отшельником отцом Серафимом кличут, – спокойно ответил старик, зачерпывая ложкой кашу из котелка. Отшельник полюбовался на отпавшую челюсть Виталика, усмехнулся. – Иди, отрок, иди. Чую, тебе действительно поторопиться надобно.

– Ага, – пробормотал ошеломленный Виталик, захлопнул челюсть и скрылся в лесу.

И на этот раз царскому сплетнику не удалось подобраться к «вокзалу» незамеченным. Эльфы заметили его раньше и даже сумели опознать в слабом призрачном свете полной луны.