– Не ручной, – возразила Глафира Сергеевна. – Он на работе.

Она налила чаю в блюдце, шумно потянула.

– На нем не написано. – Андрюша уже оправился от потрясения, но аппетит к нему еще не вернулся, потому он сидел на диване и штопал джинсы. – Кем же он работает?

– Из пушки стреляет. Больше некому, – сказала Глафира Сергеевна. – Мужиков в деревне недобор, все на работе, а традиции, сами понимаете, надо поддерживать.

– Вы хотите сказать, что у вас есть пушка? – Элла Степановна почему-то не так удивилась необычной работе медведя, как действующей пушке в далекой деревне. – Настоящая? Это же опасно.

– Без пушки мы, простите, не можем, – сказала Глафира, с наслаждением хрустя рафинадом. – Пушка у нас уже двести лет стреляет.

– А если вы в кого-нибудь попадете?

– Холостыми стреляем, – возразила Глафира Сергеевна. – Нам общество охотников выделяет черный порох. По безналичному расчету.

– А почему медведь? – спросил Вениамин. – В других деревнях тоже все заняты…

– В других деревнях с пушками плохо, – сказал Андрюша, перекусывая нитку. – Очень мало пушек в других деревнях. – Он обернулся к Глафире Сергеевне. – А пушка старая?

– Пушка старая, – сказала Глафира Сергеевна. Андрюша ей не нравился. Неопрятен, не пострижен, бегает по деревне с чужим ружьем. – Из пушки за двести лет ни в кого не попали, а ты, голубчик, в первый же день медведя покалечил.

Элла Степановна достала блокнот.

– Глафира Сергеевна, – сказала она, – пожертвуйте еще пять минут. Вы утверждаете, что традиция уходит корнями в глубокое прошлое. В легендарное прошлое…

– Не в легендарное, а в историю. Майор Полуехтов постановил сигнал давать, вот и тянется… Вы уж простите меня, в правление пора, звонка ожидаю из района. Совещание по льноводству в области, на кого хозяйство оставлю?

Глафира выпрямилась, развела широкие плечи, свела к переносице соболиные брови.

– Я пошла, а вы уж больше не самоуправничайте, мало ли чего натворите, фольклористы.

– Простите, – сказала Элла. – Мальчики хотели творить добро.

Глафира Сергеевна надела сапоги, старый мужнин китель и ушла в правление. В доме остался Коля, смышленый, синеглазый, белобрысый.

– Хотите, про пушку расскажу? – сказал он.

– Нам бы лучше услышать это от твоей бабушки, – сказала Элла Степановна. – Ближе к источнику.

Коля прошелся по комнате, остановился у лавки, на которой лежал фотоаппарат Андрюши.

– Светосила вас устраивает? У этих «Юпитеров» она маловата.

– Чего? – спросил Андрюша. – Ты откуда знаешь?

– Я «Канон» предпочитаю японский, – сказал мальчик. – С «Никконом» резковато получается.

– Ага, – согласился Андрюша. – Резковато, значит? И откуда у тебя «Канон» и «Никкон»?

– Ясное дело, из Японии, – сказал Коля. – Легенду-то о пушке будете записывать? А то мне идти пора.

– Запишем, – сказал Андрюша. Мальчик ему понравился. Живой ребенок, не стесняется, водит мотоцикл…

Андрюша включил магнитофон. Коля покосился на кассету, откашлялся и медленно заговорил, придавая голосу басовитость…

– Дело было еще до революции. Здесь стояла крепость, которая охраняла Россию от викингов и французов.

Вениамин отложил учебник португальского языка, протер очки.

– Как же сюда викинги добрались? – спросил Андрюша.

– Не перебивай, пленку зря тратишь, – сказал Коля. – С моря добрались, через тундру, тайгу, рвались к Свердловску. Во главе крепости стоял майор Полуехтов, мы тут полдеревни Полуехтовы в его честь. Это был отважный офицер, гвардеец, птенец гнезда Петрова, и он сюда попал за то, что был участником героического восстания декабристов.