– Ну давай, бери вот это, неси.

– А это что?

– Борь… – пытаюсь его забрать.

– Пусть помогает, Кир, – придерживает за руку Алексей.

– Это гидравлический разжим, – отвечает серьезно Никита. –Инструмент, который работает на давлении.

– Это как домкрат? – Боря важно идет рядом и, запрокив голову, смотрит на Никиту.

– Ну да. Только у домкрата одна задача – вверх. А этот может и вбок, и разжать, и даже сдавить, если надо.

Борька у меня конечно, компанейский парень, но вот эта химия мгновенная между ним и Никитой…

– Эх, если бы у меня была такая штуковина…

– Чтоб ты сделал?

– Я бы поставил между стенами два огнетушителя… и надавил бы этой штукой, чтобы они жахнули! – он аж подпрыгивает. – Пшшшш! Пенная вечеринка была бы.

– Если надумаешь, то спроси меня сначала, как это сделать безопасно, чтобы спасателей не надо было вызывать.

– Хорошо. А вас как зовут?

– Никита.

– Борис, – важно протягивает мелкую ручку.

Ник жмет своей лапищей.

Идут вдвоем к машине, как будто сто лет друг друга знают, а не полчаса.

И ни один из них не догадывается, что они сын и отец.

И не из-за меня. Никита сам отказался от нас, бросив меня беременной.

3. Глава 3. Сложно. Понять мальчишек

– Дядь Леш, а можно в машине посидеть? – заглядывает в глаза Борька

– Можно.

Я только открываю рот.

– Все нормально, Кир.

Алексей подсаживает Борьку. Я отхожу в сторону. Наблюдаю.

И только вижу движение в мою сторону. Поворачиваю голову.

– Привет, – Никита.

Подходит ближе.

Привет. Просто привет.

Как будто все нормально.

А я… я похоронила его.

Рыдала, пока не пересыхали слезы.

Стирала его запах с подушек.

Забывала номер.

Жила.

Без него.

Он стоит передо мной, как ни в чем не бывало.

Живой. Целый. В форме.

Работает. Дышит.

Может, даже любит кого-то.

А все мои годы боли, бессонницы, всех этих "отпусти", "забудь", "живи" – они теперь что, пыль?

Как будто кто-то взял и сдул.

"Не в счет".

"Неважно".

Зря страдала?

Я все это выкрикиваю ему без слов. Глазами. Молча.

Не знаю, видит ли.

И плевать.

Потому что стоять передо мной так – спокойно, нагло, живым – это предательство само по себе.

– Твой сын? – кивает на Борьку. – Классный парень.

И твой тоже.

Хочется добавить. Но есть но…

– Я на твою могилу цветы три года носила. Так что для меня ты умер. Даже имя твое воскрешать не хочу.

Его глаза мгновенно становятся ледяными и пустыми.

– А ты для меня умерла пять лет назад, когда предала.

Усмехаюсь на выдохе, лишая легкие кислорода.

– Предала? Я. Тебя. Предала? Как, интересно?

– Мы оба знаем, как.

– Я наверное тебя беременная под капельницей предавала, когда лежала с угрозой выкидыша, потому что тебе важней была твоя служба?

– Нет, Кира, дело не в службе, предавала раньше, когда изменяла мне.

– Изменяла? Ты даже знаешь с кем?

– Ну, наверное с тем, чье кольцо носишь на пальце. – Касаюсь пальцем помолвочного кольца. – Тебе лучше знать.

– Надеюсь, больше не увидимся.

Я молча разворачиваюсь и иду за сыном.

– Леш, Вань, спасибо.

Беру за руку Борю, обхожу машину и возвращаюсь в сад.

Не тяну, но он чувствует, что шаг у меня быстрый и злой.

Он посматривает снизу вверх, виновато, но не раскаянно.

– Ты хоть понимаешь, что мне теперь говорить? Весь сад сбежался. Спасатели. Пресс-службу, может, еще вызвать?

– Я же проверял, мам! – могло сработать, могло нет. – Ну это эксперимент!

– Эксперимент?! – останавливаюсь, разворачиваюсь к нему. – Боря, у тебя что, уши – лабораторный материал?

– А знаешь, как Ксюша за меня переживала… Мне кажется, она меня любит.

– Нет, Ксюша выберет себе кого-то более практичного и с ушами.

– Ну мам, один ученый тоже все на себе проверял, – говорит он. – На себе! Потом ему дали премию. По-настоящему.