— Счастлива.
— Нет.
— Мила, мое счастье не было сосредоточено только на твоем отце.
— Почему ты тогда одна?
— То, что я не выскочила замуж, не значит, что у меня не было мужчин.
— Что?! — я аж подскакиваю с кровати.
— Поэтому я об этом не распространяюсь, — мама вздыхает и переворачивается к стене лицом.
— И кто?!
— Какая разница?
— Мама! — зло шепчу я.
— Боже, у меня дочь — монашка.
— Мама!
— Мне не понравилось замужем, — мама елозит головой по подушке. — Вот честно. Из всех плюсов замужества — только дикая дочь.
— И сейчас есть кто-то?
— Я сплю.
Упрямо замолкает и не реагирует на мои расспросы. У меня нарастает желание кинуться к Адаму и поделиться тем, что моя мама… совсем не монашка, которая все эти годы страдает по неверному мужу.
Я все понимаю. Я современная женщина, но, кажется, я хотела бы, чтобы мама гордо любила отца. В одиночестве.
— Какая я дура, — шепчу я и прячусь под одеяло.
— Нет, — сонно отвечает мама. — Ты хорошая… любимая…
Ворочаюсь в тишине. За стеной спит Адам и Ваня, и я не знаю, что нас всех ждет и как я со всем справлюсь, если совершенно не знаю жизни в ее сложностях, к которым я не готова.
И снится мне всякая тревожная ерунда. От меня убегает Ваня к Адаму, который подхватывает его на руки и уходит к размытой женщине. Я кричу, вязну ногами в черной луже по колено, и меня никто не слышит, а затем я в Адаме вижу отца, а в Ване — маленькую себя. Размытая женщина становится мамой, которая берет и исчезает.
— Мам, — маленькие теплые ладошки обхватывают мое лицо, — мааааам… Мама… Мам…
С судорожным вздохом открываю глаза, и Ваня награждает меня чмоком в нос:
— Мамуля, — а затем валится на меня всем телом, и я крякаю от неожиданности. — Папа завтрак приготовил…
В нашей жизни появился папа с завтраком. Я бы умилилась, но я Адаму не верю. Сейчас очарует всех, приручит, а затем сделает больно. Так больно, что потом Ване будут сниться кошмары.
— Просыпайся, — сползает с кровати и стягивает с меня одеяло. — Мам.
— Встаю, сына, — сажусь и тру опухшие веки. — Встаю.
— А еще мы переезжаем, — Ваня смотрит на меня круглыми глазами.
— Что?
— Так папа сказал, — пожимает плечами. — Почему он не хочет жить тут?
— Я не знаю…
Медленно и недоуменно моргаю. Мозг отказывается воспринимать очешуительные новости о внезапном переезде. Я даже не могу возмутиться, потому что кошмар не отпускает из липких лап.
— Ему не нравится у нас?
— Возможно, — сглатываю кислую слюну и поджимаю пальцы на ногах.
— Па! — кричит Ваня, разворачивается и шлепает к двери. — Па!
— Что?
Меня накрывает странное чувство изумления. До этого момента в нашей квартире не было слышно громкого мужского баритона.
— А как же садик?
— Мы решим этот вопрос, — голос Адама спокойный и невозмутимый.
— Я не хочу другой садик, — Ваня выходит из комнат, озадаченно почесывая затылок. — А футбол?
— И с футболом разберемся, — отвечает Адам. — Маму разбудил? Или мне идти ее будить?
19. Глава 18. Злая мартышка
— Ой, хочу спать, — падаю на кровать и накрываюсь одеялом.
Ваня заглядывает в комнату, хмурится и жует губы, а затем орет:
— Папа! Иди будить маму! Меня она не слушается!
Уходит, недовольно и громко шлепая босыми ногами, и бурчит:
— Не слушается.
— Сейчас разберемся.
Адам заплывает в комнату, и я сажусь, злобной змеей прошипев:
— Дверь закрой.
— Даже так? — вскидывает бровь, ухмыляется и закрывает дверь с тихим щелчком. делает шаг. — Только нам нельзя шуметь.
От него веет сладкой ванилью.
— Ты какого черта тут устроил? — встаю я, игнорируя его улыбку.
— Завтрак, — щурится. — Сытный сладкий завтрак.