Не исполнил обязанности, которые перед богом брал, так хоть индульгенцию купил. В их армянской церкви без зазрения совести открыто ведется отчетность, кто и чего пожертвовал, а добрые дела любят тишину. Но чтобы с паствы взять, на мирское давят — боятся армяне статус в своей общине потерять. У него статуса никогда не было.

Опустил глаза к циферблату: десятый час. Два часа проторчал возле дома: думал вернуться и вправить Динке мозги. Передумал. Сидел и ждал, что сама позвонит извиниться. Ждал, как когда-то давно, когда купил два мобильника. Правда, тогда вообще не ругались. Просто в диковинку все было — и мобильник, и потребность слышать Динку. Куда все делось… Что и когда он сделал не так?

— Позвони, дрянь! — гипнотизировал он телефон.

И сработало — телефон зазвонил, но увидев номер, Роберт выматерился, чтобы потом ответить с улыбкой:

— Твой засранец жив. Тебе Динка сказала что-то другое?

Честно говоря, на секунду действительно испугался, что Дина позвонила свекрови. Второй раз испугался за вечер — первый, когда жена с криком швырнула ему чемодан. В ней еще не все умерло? Еще что-то живо? Устрой истерику не при сыне, заставил бы ее замолчать иначе. Лучше пусть орет и дерется, чем лежит под ним бревном…

— Я с твоей женой не говорила. Решила сперва у тебя разрешение спросить.

— То есть пока не уверена, что права?

— Уверена. Просто не хочу, чтобы ты через силу соглашался.

— Типа, жене “нет” не скажу? — хмыкнул Роберт, давно раскусивший все материнские игры.

Светлана Львовна быстро взяла его любовь в оборот, а Динка по привычке слушалась: директор же сказала!

— Не скажешь. Конечно же, не скажешь… Приезжайте в гости, все трое. Я так по вам по всем соскучилась.

— А по Питеру нет? Лучше ты к нам. Мать, я сейчас серьезно. Дел по горло.

— Я тоже серьезно. Я не только Артура не видела, но и тебя. Ты когда в отпуске был? Молчишь? А с женой вдвоем? Бабушка присмотрит за внуком. До Батуми поезд ходит.

— Мать, у меня нет времени на ваши женские игры. Я не приеду. Динку с Артуром с удовольствием к тебе отправлю. Верни, как новеньких.

— Роберт…

— Мать, я сказал нет, — повысил он голос и выдохнул.

— Ладно. Как там Артур? Динка не драматизирует?

— Как всегда… Это просто предлог бросить учебу и ничего больше. Ты за этим звонила? Выдохни…

Тоже самое он сказал жене, когда та заявила, что летит в Бостон, потому что боится, что Артур что-нибудь с собой сделает. Заявила через час после его сообщения об отчислении. Весь этот час провела с ним на телефоне.

— Из-за чего? — рассмеялся он тогда. — Из-за бабы?

— Из-за этого суда идиотского… Как на комсомольском собрании пропесочили… — прикрыла глаза Дина, и Роберт перестал ее слушать.

Хотелось подойти, встать на колени, схватить за руки, чтобы не оттолкнула, и целовать веки. До беспамятства. Когда-то ж ей это нравилось…

— Что за маразм! — скрежетала жена зубами. — Они там советский кинематограф на переменках смотрят, что ли? Пионерская организация аля полиция нравов? Почему дети должны решать такие вопросы?

— А ты хочешь, чтобы решали взрослые в униформе?

Роберт не понимал, как Динка купилась на всю эту туфту, что впаривал ей Артур. Они лишь бегло просмотрели документы, которые должен был подписать сын. Над соглашением об этическом поведении точно не думали, озаботились исключительно обязательством о финансовой ответственности. А в этике, как оказалось, пунктик был — мальчики не ходят в общагу к девочкам и наоборот. За сексом не ходят. Секса у них в университете, как в СССР, нет. Ну кто этот бред должен был читать и соблюдать? Птичку поставили и забыли. Так напомнили!