— А спать не думаешь?

— Я вчера спал. Мать, отстань. Я пролью кофе.

Он поставил чашку на барную стойку.

— Не донести до столика?

— Это уже работа официанта.

— А поухаживать за моей гостьей?

— Так бы сразу и сказала.

Он обошел стойку и, взяв чашку за блюдце, донес до столика и элегантно наклонившись, поставил чашку рядом с поджавшей ноги Диной.

— Ты сегодня и за официанта тоже, если много-много заказов будет. Ясно?

— Прекрати людей увольнять. Не то сама будешь с подносами бегать.

— А я и бегаю. Дина, у тебя есть свободное время?

Вместо ответа она хлопала глазами.

— Ты студентка?

— Нет.

— Школьница?

— Нет?

— Восемнадцать есть?

— Есть, — подсела Дина на допрос.

— Хочешь попробовать у меня поработать?

Повисла тишина. Все это время официантка простояла рядом со столиком с пластырем в вытянутой руке. Дина уткнулась взглядом в два кусочка сахара, лежавшие на блюдце поверх белой салфетки по другую сторону от миниатюрной ложечки.

— На, — Светлана Львовна передала Дине пластырь. — Не официанткой. Мне нужен администратор.

— Я не умею.

— Я всему научу. Только это двенадцатичасовая смена.

— Я не знаю.

— Сто пятьдесят рублей в сутки. У меня не намного больше, всего двести.

— Я не знаю… Мне с родителями нужно поговорить, — жалела Дина, что вообще зашла: счастливый билетик съедают, а несчастливым закрывают кровавую мозоль.

— У нас тут спокойно. Публика приличная. Я могу поговорить с твоими родителями. У нас тут действительно жуткая текучка. Мне нужен человек, которому я могла бы доверять, как себе. У меня, увы, только один ребенок. И он еще в школе…

В школе? Дина непроизвольно вскинула глаза к барной стойке, но увидела только черную пышную макушку. Роберт писал, писал непрерывно, точно ему кто-то что-то диктовал. Фоном играла музыка, грузинская, но ни она, ни разговор матери его не отвлекали. Школа только через неделю начнется. Сейчас каникулы.

— Вот в таких условиях живем и работаем, — сказала Светлана Львовна со вздохом, точно старой знакомой. — Про пластырь забыла? — сказала уже тише, с усмешкой, точно выговаривала непутевой дочери. — Роберт, завтра после школы забери мои туфли из ремонта.

Сын ничего не ответил, но вскоре Дина уяснила себе, что этот парень все слышит с первого раза и все делает точно, как его просят. Единственный раз, когда он не послушался был этот первый кофе с сахаром, он не положил сахар в чашку, оставил на блюдце. Так экономнее и полезнее. И сейчас — сказала ему: проваливай! Он и провалил… Провалился сквозь землю. Не позвонил.

— Ты оставила самое вкусное, — сказал Роберт в их первый ужин в кафе, к которому присоединилась еще и жена художника, с которой они потом продолжили по утрам расписывать стены знаменитыми картинами и просвещать нового администратора по поводу грузинского всемирного наследия.

Из еды самым вкусным оказалась подливка от лобио, которое Дина еле доела. Роберт разломил лепешку, половину протянул новой знакомой, вторую оставил себе, но макнул ее в чужую тарелку. Ритуал, да? Чтобы потом всю жизнь есть с одной тарелки.

— Я вообще впервые ем грузинскую еду, — покраснела Дина.

— Она тебе быстро надоест. Но в меню есть картошка-фри и обычные котлеты. Но это для посетителей. Для работников варят огромную кастрюлю борща на целый день. Ты любишь борщ?

Дина кивнула. У Роберта тоже не было абсолютно никакого акцента.

— Возненавидишь.

— Так, я не поняла! — подала голос его мать. — Ты ее отговариваешь, что ли?

— Наоборот. Она должна знать, чего ждать. Тогда морально подготовится и не сбежит, как все ее предшественницы.