Запыхавшись, смахиваю испарину со лба, провожу пальцами по взмокшим вискам.

Беспомощная.

- Я бы заказал для тебя кресло с электроприводом, но не хочу, чтобы ты расслаблялась и привыкала к нему, - бубнит Назар на фоне, приближается и перехватывает «управление». - Тем более, оно тебе не пригодится. Чем быстрее ты это поймешь, тем лучше.

Вместе мы минуем многолюдный дворик и площадку с тренажерами, поворачиваем на тропинку, вьющуюся между деревьев. Останавливаемся в тени пожелтевшей листвы, возле деревянной скамейки. Назар фиксирует коляску, чтобы не откатилась, и садится напротив. Облокотившись о колени и свесив кисти между разведенных ног, исподлобья смотрит на меня. Проходится сканером по осунувшейся, потрепанной аварией фигуре, просвечивает меня насквозь, залезая в душу.

Невольно обхватываю плечи руками, ощущая себя жалкой и раздавленной. Как размазанная по стеклу мошка. Я даже развернуться и уйти не могу, разве что ползти по земле среди луж и листвы, унижаясь еще больше. Но и рядом с Назаром так сложно находиться, что нечем дышать.

- Ты стыдишься себя, - выносит приговор, впиваясь взглядом в мое лицо. - Своего неподвижного состояния.

- Вряд ли кто-то из твоих пациентов гордится инвалидностью, - заставляю себя усмехнуться. Так, словно мне все равно, а за ребрами не орудует мясорубка, превращая сердце и легкие в фарш.

- Нет. Но никто так не упивается болезнью, мешая мне выполнять свою работу, - выпрямляется, не сводя с меня глаз. Препарирует без скальпеля. – Значит, сыну четыре месяца, - неожиданно переходит к самой острой теме.

- Да… - выдавливаю из себя после паузы.

Оттягиваю момент казни. Наверное, Назар ненавидит меня за то, что я лишила его ребенка, но мне нечем перед ним оправдаться. Язык чувств и эмоций ему чужд, а голые факты против меня. Богданов просто не в состоянии понять, почему я так поступила.

- Совсем маленький, - продолжает как ни в чем не бывало. - Пока что он требует не так много. Покормить, уложить спать, - делает паузу, а я машинально киваю, не догадываясь, к чему он клонит. - А что будет, когда он начнет ходить? Будет носиться по улице, спотыкаться, падая и набивая шишки. Набегаешься за ним? – многозначительно косится на громоздкие колеса.

- Приноровлюсь, - сипло шепчу. – У меня нет другого выхода.

- Поведешь сына в детский сад вот так, - бесцеремонно окидывает рукой мои ноги. – Потом в первый класс, - забегает далеко вперед. Я не думала о будущем, оно неопределенно и туманно. Мне нечего ответить. Рассердившись на мое молчание, Богданов со сталью в голосе выплевывает: - Впрочем, если тебе нравится жить наполовину, то медицина здесь бессильна.

Откидывается на спинку скамейки, едва заметно дергает коленом, проявляя нервозность, и отворачивается от меня, делая вид, что заинтересовался пустой аллеей, уходящей вдаль. Пока он пытается успокоиться, я обнимаю и ласкаю его взглядом, раз уж никогда не решусь сделать это физически.

Стойкий, смелый, целеустремленный, доктор Богданов всегда найдет выход из любой ситуации. Лишь однажды не смог…

- Ты совсем не изменился, Назар, - говорю без обиды, но с тоской. Я соскучилась по бывшему мужу, по всем его недостаткам, которые он умело превращает в достоинства, по его железному характеру. - Такой же грубый и жесткий, как раньше.

- Ты тоже. Такая же упрямая. Однако… - прищуривается, восстанавливая со мной зрительный контакт, который наносит мне удар под дых, - мне всегда казалось, что ты сильнее. Почему сейчас сдалась?

Если бы мы были женаты, он бы обнял меня и утешил. Богданов хоть и славился цинизмом и безэмоциональностью среди коллег-медиков, но дома был внимательным и ласковым мужем. Однако теперь вместо прикосновений нам доступны лишь слова.