Когда дело сдвинулось с мертвой точки — я нашел рабочих, и они вынесли все старье, — на душе стало легче. Понял, что на правильном пути. В сердце поселилось спокойствие. Полный штиль. И даже в какие-то моменты прошлое мне казалось нереальным. Будто Надя была всего лишь сном.

Мне казалось, что все давно прошло. Все чувства угасли, и обиды больше не было. Услышав от Веры, что приезжает сестра, я не смог отказать себе в том, чтобы не посмотреть в глаза беглянке.

Эх, зря надеялся. Оказывается, ничего не закончилось, не забылось.  

Стоило увидеть Надю, как все, что было похоронено и зарыто под толстым слоем забот, все это разметал ураган чувств, вырвавшийся наружу.

Я видел, с какой неприязнью девушка смотрела на меня. Чувствовал исходящий холод в мою сторону. И мне хотелось встряхнуть ее. Хотелось сжать в руках и спросить с нее за все те дни, что я жил без нее.

Но я не мог. Теперь у нее был ребенок и муж, хоть Надя и не спешила говорить о нем. Я даже неуместно пошутил по этому поводу в тот момент, когда она гордо заявила, что со всем справится сама, чем очень ее задел.

Негативная реакция последовала незамедлительно. 

Я не хотел ее обижать — это произошло непроизвольно. Я только сейчас понял, что ревновал, потому что она предпочла кого-то другого, а не меня.

— Что за чертовщина! 

Вцепившись пальцами в руль, сжимаю его до хруста в суставах. 

Почему я не сказал, что Тимоха неудачно пошутил, и обида Нади на меня была, по сути, бессмысленной?

Придурок! Я тогда на него так психанул, что несколько недель не разговаривал. Это Дрозд мне спустя какое-то время признался, что Тимоха положил на Надю глаз. Думал, замутить с ней получится. Не получилось. Просчитался. 

А по факту лишил меня Нади и моей дочери.

Эти мысли буром таранят мой мозг, да с такой навязчивостью, что начинает отдавать в виски.

Сжав челюсти, на короткий мог закрываю глаза и стряхиваю наваждение прошлого. Что было, то прошло. Уже ничего не исправить. Зато я могу постараться изменить грядущее.

— Глеб, — жена дотрагивается до моего плеча, и я перевожу взгляд на нее. — Ты поднимешься домой? 

— Не сегодня, Вер.

— А, может, заедешь, когда Соня и Коля будут дома? Они по тебе скучают...  

Слишком очевидно, к чему она клонит. И это очень раздражает.

— Вер, манипулировать мной при помощи детей не нужно — это проигрышный вариант. Ты же знаешь. Я люблю Соню. И мне далеко не безразличен Николай. Давай оставим мою привязанность к детям чистой и незапятнанной твоими интригами. Я тебе уже сказал свое решение. 

— М-м-м, а ты знаешь, Глеб… — Вера вдруг откидывается на спинку сиденья и, скрестив руки на груди, гордо вздергивает подбородок. — Я тебя отпускаю. Что мне теперь, унижаться перед тобой всегда? Бегать, умолять?! Не хочу. 

— И где подвох, Вер? Хотя о чем я. Подвоха быть и не может, ведь так? У нас же, помнишь, нет перед друг другом никаких обязательств. — напоминаю ей.

В этот момент сворачиваю во двор, где снимаю квартиру для Веры.

— Конечно! Никаких, Глеб, — ехидно улыбается девушка, и мне это ой как не нравится.

— Что ты задумала?

Притормаживаю возле подъезда и, схватив Веру за предплечье, поворачиваю к себе лицом.

— Если ты бросишь меня, Глеб, то я покончу с жизнью, а в предсмертной записке напишу, что во всем виноват ты. Так что думай.

Она нарочито медленно открывает дверь автомобиля, а я настолько поражен, что даже сдвинуться не могу.

— Постой! — стряхнув с себя наваждение, хрипло зову девушку.

Но она, спохватившись, быстро хлопает дверью, бежит к подъезду, как будто не услышав меня, и через пару мгновений уже исчезает внутри.