С Василисой было всё совсем не так… Молча ушла она, когда я даже не осознал, что мы больше никто друг другу. Она держала меня в игноре, избегала, демонстрировала неприязнь. Делала всё, чтобы я возненавидел эту хрупкую фигуру, эти тонкие запястья, эту шелковистую кожу…

И я правда убеждал себя в том, что даже после стольких лет брака, возможно, не по пути.

И стоило увидеть её, как все мои убеждения рассы́пались… Я захотел вновь коснуться её, увидеть пусть и гнев, но хоть какие-то эмоции в её глазах.

Почему она так легко отказалась от нас? Из-за ребёнка, который так и не родился? Или из-за моей слабости?

Я, блядь, не понимаю…

— Марк Викторович, — коммерческий директор вытаскивает меня из пучины болезненных размышлений. Я поднимаю голову, откладывая бумаги в сторону, и внимательно смотрю на мужчину перед собой, — Давайте возьмём фигурально месяцев шесть, но постараемся уложиться за четыре.

— Меня это не устраивает, — качаю голову, нервно постукивая пальцами по деревянному столу, — Я не люблю, когда мне что-то обещают просто на словах. Деньги вложен немаленькие, поэтому в течение недели я хочу увидеть конкретный план, где будут расписаны все этапы реализации с конкретными сроками и подрядчиками.

Коммерческий директор начинает нервно бегать глазами по помещению, избегая зрительного контакта. Достаёт из нагрудного кармана пиджака носовой платок и вытирает им шею, на которой появились испарины пота.

Я хорошо понимаю язык тела, хорошо вижу, где и как меня хотят нае… Обмануть. Поэтому эти все фразочки по типу «фигурально» вызывают лишь тошноту и неприязнь.

Я привык работать так, чтобы совесть была чиста. Если другие не умеют, то нам просто не по пути.

— Недели может не хватить… — отвечает уклончиво.

Я встаю со стула, глухо ударяя ладонью по столу. Подхожу к тому большому стеклу, за которым кипит жизнь, а у меня ощущение, словно я в аквариуме, как рыба бьюсь об стекло.

Дети, тренеры, родители суетятся, активно жестикулируют. Они все живые, их жизнь не на паузе.

— Я уверен, вы справитесь, — говорю таким тоном, чтобы собеседник понял, что предмета для спора здесь нет. Это окончательное решение.

Слышу его пыхтение за спиной, как он нервно начинает перебирать бумаги, но на уступки не иду. Не в моём стиле.

Уже хочу отойти от стекла, как мельком замечаю знакомую фигуру. Василёк в тёмно-синем спортивном костюме идёт вдоль холла, собрана, спина прямая, походка уверенная. Она никого не замечает вокруг, полностью погруженная в свои мысли, а я провожаю взглядом каждый её шаг, не желая отрываться от точёной, идеальной, по моим меркам, фигуры.

— Я бы хотел уточнить по тренерскому составу, — не оборачиваясь, говорю.

Прячу руки в карманах брюк, замечая, как тот коренастый мужик ловит на пути Васю. Она не ожидает его, но мило улыбается, обнажая ровные зубы.

Стискиваю руки в кулаки, отчего ткань брюк натягивается. Челюсти сводит.

Ревность есть, всегда была. И четыре года никак не помогли с ней справиться.

— Вас кто-то не устраивает, Марк Викторович? Мы тщательно отбирали каждого, все большие профессионалы, нареканий и претензий нет…

— Нет, — туманно отвечаю, потому что мой взгляд тут же цепляется за движение рукой Романа… Как его там?

Он приподнимает руку в районе её талии, аккуратно кладёт ладонь на поясницу, где виден оголённый участок кожи. Я тут же представляю, как его кости хрустят от удара. Хочется крикнуть с высоты, чтобы он убрал руки, чтобы не трогал её, чтобы не смотрел в её сторону.

Но я же прекрасно вижу, как Вася избегает своего прошлого. Как она делает вид, что мы не знакомы. И пока я ей подыгрываю. Пока…