– Милк, ты спишь? – уже поздно вечером, лёжа на соседней кровати, зовёт меня Пашка.

– Нет, – шепотом отвечаю ему.

– Я тут подумал. Может, мне в спорт в какой удариться?

– В какой?

– Ну в бокс например?

– Ой, Пашка, выдумаешь тоже, – приподнимаюсь на кровати, пытаюсь увидеть его лицо в полумраке комнаты.

– А что? Почему нет? – слышу, что возмущается.

– Это слишком опасно. Ну там травмы всякие бывают. Не надо тебе туда.

– Нет, надо. Буду тебя защищать!

– Так ты из-за меня, что ли? – не хочу, чтобы друга избивали. Часто по телевизору показывают этот спорт. Папа смотрит, а я подглядываю. И всё, что успела там рассмотреть, мне ну очень не понравилось. – Нет. Не надо тебе туда, Пашка. Не надо!

Долго жду, что он ответит, кинется спорить, но в ответ лишь тишина. Обиделся, что ли?

– Паш, – зову его. Молчит. Ну точно, обиделся. – Паш.

– Знаешь, Милк-Милк, – снова это дурацкое прозвище. Увидел эту надпись на английском языке на импортной коробке молока. И теперь его заклинило. Сто раз на дню  меня так называет. Уже все зубы стёрла от злости.

– Не называй меня так, – говорю громче, чем стоило. В соседней комнате бабка Валя  недовольно бухтит что-то еле слышно. Замираю, стараюсь даже не дышать и молюсь, что это она во сне.

– Я знаешь, что думаю? – после минутной паузы спрашивает меня Пашка.

– Что?

– Вот представь, идём мы с тобой вечером по городу…

– А зачем нам вечером по городу ходить?

– Ну когда вырастем. Ну так вот, идём мы с тобой, а навстречу бандиты…

– Ты опять своих мультфильмов пересмотрел?

– Ничего я не пересмотрел, – обижается мой друг. – Я всего лишь хочу сказать, что должен защищать тебя. Ото всех. От бандитов, брата Машки и бабушки Вали, если придётся.

– Почему ты должен меня защищать?

– А ты как будто не знаешь. Ты же мой лучший друг!

*строчки из песни группы Триада "Она не узнает" (песня стала неким источником вдохновения в момент написания книги)

Паша

Шаг – удар, шаг – ещё удар. Каждый стук сердца  опережает на секунду все движения измотанного тела. Рваное дыхание. Пяти часовой спарринга с боксерской грушей  не даёт мыслить здраво. В голове слышу лишь ускоренный сердечный ритм. Это помогает. Не думать о ней. Не думать о том, что с ней. Как последний трус, сбежал из больницы, не дожидаясь перевода Миллы из реанимации. Не могу её такой видеть и ничем не могу помочь.

Блядь…

С трудом сдергиваю перчатки, которые за долгую тренировку как будто приросли к рукам. Хотя это не тренировка. Это бестолковое насилие над собственным телом. Всё, что угодно, лишь бы не думать и ничего не чувствовать. Только боль в руках, бешенную усталость и измотанность. Продержусь ещё час, а потом рухну, чтоб забыться в беспокойном сне.

Удар, прорезаю кулаком, обмотанным в бинт, толстую кожу боксерского снаряда. О, так намного лучше, чувствую жжение. Ещё удар, мозг отключается, лишь выдаёт команды безудержно расправляться с грушей. Она уже недовольно поскрипывает, но это меня не трогает.

Где-то на задворках сознания, слышу звук закрывающейся двери и шаги – лёгкие, цокающие, приближаются ко мне.

– Паш!?

Не реагирую. Делаю вид, что один в спортзале. Я и должен быть один. Предупреждал владельца клуба, чтоб впускал ко мне только Фила.

– Паш. Что случилось-то? Ты весь день меня игнорируешь!

– Слушай, Лик, – прекращаю истязать снаряд и поворачиваюсь к девушке. – Сейчас не до тебя, правда.

– Но…

– Не надо ничего говорить.

– Ну Котя, – протягивает сладким голоском, приближается вплотную. Пальчиком проводит по влажной от пота груди, спускаясь вниз к животу, готовая залезть рукой в мои штаны, низко сидящие на бедрах.