Что в головах этих людей?

Женщин и детей трогают только отморозки и уроды. Придётся держать журналистку рядом с собой всё это время.

Прощаясь, на секунду зависаю. На раздумья времени практически не остаётся, поэтому спрашиваю:

– Давно она в отношениях?

Соболев усмехается.

– Я не в курсе, – пожимает мне руку. – У нас с Яной… хмм… небольшой передел границ, поэтому с Верой видимся редко.

– Ясно.

Выхожу, не прощаясь и не оглядываясь. Обойдя лужи, стремительно заскакиваю в машину. Телефон разрывается от противной трели.

– Почему я не могу до тебя дозвониться? – Голос Хлои взволнованный и взбешённый одновременно.

– Что-то случилось? – уточняю.

– Конечно, случилось. Стала бы я тебе звонить просто так, – фыркает.

Усмехаюсь, потирая отросшую бороду. Надо бы побриться, совсем обленился в России. Слякоть навевает на меня тоску, хочется выпить чего покрепче и растопить камин. Надеюсь, вечером этим и займусь.

– Где мои документы, а? – продолжает сердиться Хлоя.

– Пф-ф… это разве ко мне вопрос?

– В последний раз именно ты их брал. Ездил к нотариусу, кажется.

– Было дело, – киваю, глядя перед собой.

На заправке останавливается знакомый Опель. Поправив тесную юбку, девушка прижимает к груди сумку и о чем-то увлеченно болтает со своим спутником. Прищуриваюсь, чтобы разглядеть его лицо получше.

На докторишку непохож. Парочка заходит в кафе у заправки.

– Так, где они? – отвлекает Хлоя.

– Кто? – из головы всё вылетает.

– Ты издеваешься надо мной? – взвизгивает.

– Не паникуй, – морщусь, растирая висок. – В кабинете, в столе смотрела?

– Да.

– В сейфе поищи.

– Ладно. Когда ты уже вернёшься?

– Не знаю. А что? Соскучилась?

– Что-то вроде того…

– Я тоже, – говорю больше на автомате. – Береги себя.

Отбиваю звонок, выхожу из машины и уверенным шагом направляюсь к придорожному кафе.

Вера

– Почему нам дали мусорный полигон? – озадаченно спрашивает Шурик, ныряя носом в меню.

Его вопрос вполне закономерен.

Порой я вообще не задумываюсь, что с помощью сложного характера помимо своей карьеры я талантливо гроблю ещё одну. А Александр Разин, сидящий напротив меня, самый профессиональный оператор из всех, кого я знаю!

И друг неплохой, между прочим.

– Хмм… Почему именно нам поручили взять интервью у директора мусорного полигона? – виновато прячу глаза. Чёрт. – Просто… там нужны профессионалы, – произношу несусветную глупость, от которой сама улыбаюсь.

– На помойке? – морщится Разин.

– Угу, – киваю.

– У Воскресенского два высших образования, – бормочет он, перелистывая пластиковые страницы. – А у этого бездаря-деревенщины, Колесникова, работающего с Артёмкой в связке и величающего себя «Оператором», за плечами курсы в Останкинской школе телевидения…

На секунду задумываюсь, чуть наклоняюсь и ослепительно улыбаюсь:

– Полагаю, при принятии решения победила наша харизма, Шур.

Разин не сдерживается. Громко хохочет, привлекая внимание посетителей придорожного кафе, куда мы заехали по дороге на городскую свалку.

Моя карьера пошла не в ту гору, – уныло замечаю про себя. – Вместо уютной студии и личной гримёрки – тонны не переработанных отходов.

Батюшка надо мной просто издевается. Пытается прогнуть. Умом всё понимаю, но всё равно рефлексирую.

– Мы могли отказаться, – замечаю, когда Разин замолкает.

– Нужда и голод погонят в холод, Вер.

Усмехаюсь. Шурик любит пословицы и знает, кажется, все.

Но он прав. Если отказаться – оба останемся без работы.

Краем глаза замечаю знакомую фигуру. Сердце совершает немыслимый кульбит, а рука тянется к волосам на инстинктах.

Не знаю почему…

При Макрисе всегда хочется быть причёсанной и… в лучшем виде.