Он сделал шаг, и девушка попятилась.

– А моя мама? Вы женаты на ней!

– Елена? Да, она мила, умна, красива. Но она – лишь твоя бледная копия. Да, мы соединены перед Богом и людьми, но, Владочка, если бы ты знала, как часто я корил себя за поспешное решение! Если бы я в первые дни нашего знакомства понял, что под внешностью гадкого утенка – помнишь, какой ты была в тринадцать лет? – таится прекрасный лебедь, я бы ни за что не стал флиртовать с твоей матерью. Я бы сделал все, чтобы ты полюбила меня и в положенный срок стала моей женой. Да, я виноват, я уже связан долгом… Но Господь меня покарал за поспешное решение. Ах, Владислава, если бы ты знала, как я страдаю, как терзаюсь! Дома, в просторных комнатах, мне как-то удавалось сдерживаться, но не сейчас, когда ты так близко, когда тебя отделяет от меня всего лишь тонкая переборка в каюте. Я страдаю, я мучаюсь, Владислава. Неужели в тебе нет ни капли ответного чувства?

– Нет!

– Ну тогда хоть капля жалости к бедному влюбленному?

– Пожалейте лучше мою мать. Она ждет вашего ребенка. Неужели вы его бросите?

Протянутые руки опустились, словно по ним ударили.

– Ты права, – промолвил Михаил Чарович таким тоном, что Владислава чуть было ему не поверила. – Я должен оставаться с твоей матерью. Так судил Бог, таков закон. Но если бы ты знала, как это тяжело! Если бы в тебе нашлась хоть капля сострадания, хоть немного нежности… Надеюсь, ты не выдашь Елене мою маленькую тайну? Она ждет ребенка, мы не можем ее волновать по пустякам.

– По пустякам? – вспыхнула девушка. – Вы пытались меня… пытались…

– Только поцеловать. Ничего более, и то потому, что не мог устоять перед твоей красотой. Теперь я вижу, что действовал в ослеплении, эгоистично, необдуманно. Ты простишь меня?

С этими словами он опустился перед нею на одно колено, прижимая одну руку к сердцу, а другую протягивая ей.

– Умоляю о милосердии, о моя прекрасная дама!

Владислава с тревогой оглянулась по сторонам, мечтая, чтобы на пустынной дороге показался хоть кто-нибудь. Нищий бродяга, бабы с ведрами, стайка босоногих мальчишек, телега… Как назло, никого.

– Прости меня или я не сдвинусь с этого места!

Девушка закусила губу. Мама и отец часто говорили ей о милосердии, о том, что прощать – долг всякого. И что нет такого преступления, которое нельзя было бы простить. Простил же ее отец, князь Владислав Загорский, свою неверную жену.

– Прощаю, – со вздохом согласилась девушка.

– Тогда пожмем друг другу руки? – Михаил Чарович все еще не вставал с колен.

Владислава заколебалась, но все-таки вложила свои пальцы в его ладонь.

Мужчина проворно вскочил с колен – девушка даже вздрогнула. Он улыбался, когда целовал ее запястье.

– Ну а теперь, в знак примирения, не пойти ли нам в ресторан? – поинтересовался он. – До отплытия еще есть время, и там наверняка найдутся свободные столики.

Владислава была готова идти куда угодно, лишь бы там были люди. Оставаться наедине с отчимом ей решительно не хотелось.

В ресторане играла музыка; почти все столики были заняты, но метрдотель нашел им один свободный. Расположение его было не совсем удачное – мимо постоянно ходили люди. Но Владислава была рада и этому, так она была уверена, что отчим не станет к ней приставать. Да и не все ли равно, где сидеть? Она вдруг обнаружила, что проголодалась, и налегала на поданный бефстроганов с удвоенной энергией. Помнится, мама все время высказывала ей, что девушке неприлично так много есть.

Отчим за едой помалкивал, руки под столом не распускал, и в глубине души Владислава была ему за это благодарна. Но как ей теперь жить? Как смотреть матери в глаза? Пока не выйдет замуж, она остается под властью родителей…