Владислава помотала головой, и Лясота испустил вздох прежде, чем пуститься в объяснения.
– Мавки – их по-разному называют. Водяницами, шутовками, щекотухами, ундинами, но чаще русалками. Хотя это неправильно. Мавки всегда из утопленниц получаются. Они к людям злы, хотя добрыми прикидываться мастерицы. Вот водяницы или берегини – те добрыми бывают. А мавки или навки только и ищут повода, чтобы навредить. Это я виноват, – вздохнул он. – Надо было место сперва проверить. Тут ветлы к самому берегу подходят, ветки в воду опускают, а в воде чертова ореха и кубышек полным-полно. – Перевесившись через край лодки, он быстро выдернул плоский зеленый лист на длинном стебле и тут же отбросил, брезгливо вытерев ладонь о скамью. – Вы сидели на грани воды и земли, ни там, ни тут. Вот мавки вас и заметили. Заговорили, задурили голову, одурманили – на это они мастерицы. Вам достаточно было выбраться из лодки и пойти в заросли. А там они бы вас схватили и под воду утянули так, что концов не найти. Я вовремя подоспел.
– Они меня хотели утопить? – изумилась Владислава. – Но почему?
– Вы живая, а они мертвые, но когда-то были живыми. Мавки ненавидят людей именно потому, что те живые, и стараются уменьшить число живых людей, просто убивая тех, кто подвернется под руку. Счастье, что они бросаются не на всех. Вы, наверное, думали о чем-то печальном?
– Я думала… думала… – Владислава никак не могла выговорить. – Думала, что вы не придете.
– А я пришел. И кое-что принес.
Сходив на берег, Лясота вернулся с мешком, откуда начал доставать покупки.
– Мне удалось достать два билета на пароход «Ласточка». – Он показал две бумаги с печатями. – Он отходит как раз вверх по Вертуге завтра в восемь утра. А еще мне повезло приобрести для нас паспорта.
– Зачем?
– Но у вас же ничего нет. Без паспорта вам никуда нельзя. Так что вот… – В руки Владиславе легла свернутая в трубочку гербовая бумага. – Мы теперь брат и сестра – Петр и Елена Михайлик. Годится?
Владислава пожала плечами.
– Не знаю. А где вы взяли такой паспорт? И чем вам не нравится мое имя?
– Тем, что княжну Владиславу Загорскую-Чарович будут искать, как пропавшую без вести. А Елена Михайлик никому не нужна и не интересна. Это еще не все. Вот вам дорожное платье. Переоденьтесь! Ну, тут еще белье, чулки, кое-что еще. Сами разберетесь. Правда, оно ношеное, но чистое и без заплат.
Мешок лег девушке на колени. Она опасливо заглянула внутрь, но нашла только одежду. Действительно ношеную, но чистую.
– Откуда вы это взяли?
– Купил, – лаконично объяснил Лясота. – Вместе с паспортом. Где – не ваше дело.
Все это можно было достать только через местных воров и налетчиков. С каторги Лясота вынес умение легко находить в толпе таких людей и входить к ним в доверие. То обстоятельство, что он был беглым, только сыграло на пользу. Ему не только обменяли бриллиантовый кулон на серебряные рубли, но быстро сделали женский паспорт и даже свели со скупщиками краденого, которые недорого взяли с него за платье и предметы женского гардероба. Лясота помнил, что Поленька всегда трепетно относилась к своей одежде, обуви, белью, и решил позаботиться о княжне. Расчет был с дальним прицелом: он просто попросит у князя-отца лишние деньги в награду за доставку его дочери в Загорск.
– Переодевайтесь, если хотите, – предложил он. – Я отвернусь. Или вовсе выйду на берег, чтобы вас не смущать. Да и темно уже становится, так что не особо стесняйтесь.
– Не уходите, – промолвила Владислава. – Лучше пойду я.
Прижав к груди обновки, она осторожно выбралась на берег, в кусты. Ей казалось, что она забралась достаточно далеко, но обострившимся зрением Лясота видел ее фигуру – светлое пятно на фоне темной листвы. Девушка неловко выбиралась из своего старого платья, возилась с крючками и застежками. В какой-то момент Лясота поймал себя на мысли, что ему хочется рассмотреть свою нечаянную попутчицу поближе – не только заглянуть в глаза, но изучить ее фигуру, грудь… Борясь с искушением, он отвернулся к реке, стал глядеть на закат, прислушиваясь к шороху одежды за спиной.