— То есть ты меня приручил и обучил? — извивалась я под ним, изнемогая от страсти.

— Скажешь нет? — Вадим знал все ноты симфонии моего оргазма.

— Я пришла к тебе сама и уже кое-что умела.

— Притворяться умела, факт, — смеялся Вадим и с лёгкостью отправлял моё тело и душу в полёт.

Надо признаться, Вадим стал моим учителем во всём. С ним я по-настоящему распробовала наслаждение любовью. Спонтанный секс с Демидом казался мне теперь забавой, годной лишь для малолеток. Но Вадим сразу обозначил рамки своей свободы, вернее их отсутствие. Я так и не научилась принимать его таким, какой он есть.

Всё чаще вспоминала Демида. Для него я была центром мироздания…

— Ева, где ты? — Демид стучится в дверь душевой.

Сполоснув лицо холодной водой, выхожу с разморенным видом Клеопатры, принявшей молочную ванну. За спиной Демида топчутся два санитара.

— Я в состоянии идти сама. — Окидываю взглядом широкие плечи Демида. — Или неси меня на руках.

— Багира, ты нисколечко не изменилась. — Демид прислоняется плечом к косяку. — Давай пятьдесят на пятьдесят?

— Это как?

— Парни спускают тебя на носилках в приёмный покой, а до машины я несу тебя на руках.

Одёргиваю больничную сорочку. В таком наряде особо не попривередничаешь.

— А Катя где? — тяну время.

— Ждёт родителей в машине, — подмигивает Демид.

— Уговорил!

Мысль о том, что Катя уже на одной ноге с Демидом, для меня как волшебный пендель.

Голубые стены коридора увешаны просветительскими плакатами. Запах краски слился воедино с больничными ароматами.

— Если знал, что заберёшь меня сегодня отсюда, мог бы и одежду захватить, — ворчу, пока санитары везут меня к лифту.

— А я знал? — Демид приподнимает одну бровь. — Тем более в больничной сорочке ты точно не сбежишь.

Его обворожительная улыбка отбивает всякое желание кусаться.

— Раньше ты был намного увереннее. — Как бы невзначай высовываю из-под простыни загорелое колено.

Демид тут же порывисто одёргивает простыню.

— И менее целомудренным.

Санитары прыскают. Демид качает головой и тыкает кнопку лифта.

— Ребят, я, пожалуй, сам справлюсь с каталкой. Идите в приёмный покой.

— Не вопрос. — Санитары отпускают ручки.

Двери лифта разъезжаются, и Демид вталкивает каталку. Мы остаёмся одни, и я облегчённо выдыхаю.

— Обязательно эту клоунаду с санитарами было устраивать? Стесняешься меня? — Во мне прошлые обиды клокочут.

Демид опирается на каталку и всматривается в моё лицо.

— Я никогда не стеснялся тебя, Ева. Тем более все тут и так знают, что мы бывшие любовники и что я Катин отец. Твои друзья постарались от души.

— Я их об этом не просила!

— Зато, видимо, много обо мне рассказывала!

Мне нечем крыть. Последний месяц я друзьям уши прожужжала про наш короткий, но такой жаркий роман. Металлический грохот дверей напоминает, что мы приехали.

Демид катит каталку по коридору и раскланивается со встречными врачами и медсёстрами:

— Приветствую, Дмитрий Саныч! Это моя Ева… Настя, привет и пока! Моя Ева вернулась.

— Прекрати! — шиплю с каталки, раздавая встречным улыбки.

— Ты же хотела этого… Константин, здорово! Познакомься, это моя Ева.

Невысокий крепыш в белом халате улыбается мне:

— Очень приятно, Ева! Если что, обращайтесь.

Читаю на бейдже — «гинеколог».

— Непременно! — Сгораю от желания соскочить с каталки и побыстрее оказаться на воздухе.

Наконец показываются заветные стеклянные двери. Демид подходит к стойке регистрации, расписывается в журнале. Шутит с медсёстрами. В сердце змеёй вползает ревность. Я слишком долго лелеяла мысль, что была и осталась для Демида единственной и неповторимой. Меня не переубедила даже его женитьба на бледной моли. Земля ей пухом. Демид возвращается к носилкам и поправляет мне волосы: