Помахав им рукой, отворачиваюсь. Маргарет стоит в противоположном углу. Как и обещала – во всём чёрном, и маска полностью закрывает лицо. Честно говоря, приближаться к ней я тоже не хочу – и никакое милосердие не может на меня повлиять. Каждый должен решать свои проблемы сам. И мне хватает собственных, более серьёзных, чем у неё.

Я наливаю пунш и отправляюсь в путешествие по закоулкам зала, тонущим в сумраке между колонн. Меня сегодня интересует только один человек, но я никак не могу его отыскать.

«Это смешно, – говорю я себе, – тебе тридцать лет, а ему девятнадцать. Или около того». Но всё равно не могу отделаться от желания увидеть Рована ещё раз…

Я уже отчаиваюсь его отыскать и выхожу на балкон, чтобы сделать глоток свежего воздуха, когда спиной ощущаю тень, которая вырастает у меня за плечом.

Резко оборачиваюсь и вижу Рована – в чёрном плаще и кожаных брюках, с маской в половину лица. Но всё равно не узнать его нельзя. Тем более, что он снимает маску и делает шаг ко мне. Как ни странно, в этом пафосном наряде он вовсе не выглядит смешно. Напротив, каждая деталь идеально сливается с ним – с его белой кожей, мягкими волнами распущенных волос, с синими глазами – потемневшими, как небо у нас над головой.

– И чей это костюм? – спрашиваю я, пытаясь спрятаться за бокалом, который держу в руках. Думаю, подобных героев во всех мифологиях можно отыскать не меньше пятисот.

Рован замирает вплотную ко мне. Пока я в этом облике, он заметно выше меня, хотя, наверное, на самом деле от силы на полголовы.

Чувствую его дыхание на своих губах, когда Рован говорит:

– Радагара. Губителя миров.

Меня бьет дрожь. Почему из всех демонов Многомирья нужно было выбрать именно этот наряд?

– А кто ты?

Он выжидающе смотрит на меня. Боюсь сказать.

– Гвендолин… – выдыхаю я наконец, – первая чародейка Игвендола.

«Его последняя любовь».

Рован как будто бы и не слышит моих слов. Он смотрит прямо в глаза, а мне внезапно становится неуютно. Поцелуй как продолжение этого странного затишья напрашивается сам собой. Но что мне толку, если мой герой поцелует её, эту пухлую девчонку, которая стоит на моём месте в эту ночь?

Лицо Рована приближается ко мне. Меня охватывает болезненное чувство – как будто мою мечту украли у меня за мгновение до того, как она могла перестать быть мечтой и превратилась бы в явь.

Его губы уже совсем рядом, когда я отодвигаюсь в сторону и бросаю через плечо:

– Извини, мне надо найти подруг.

* * *

Чувствую себя дурой. Дурой тысячу раз, когда бреду по тёмной аллее прочь. Каблук подламывается, и я без сил опускаюсь на скамейку, которая оказывается рядом со мной. Бросаю картонную маску, разукрашенную золотом, в грязь. Почему я не могу точно так же выбросить своё лицо? Лицо, которое видят другие, когда смотрят на меня.

Эти маски одна за другой сменяются, почти всегда заслоняя настоящую меня. Так что я порой начинаю забывать, кто такая Эрнестайн. И проживаю чужие жизни одну за другой, но своей у меня по-прежнему нет – как и десять лет назад. Может быть, поэтому я так боялась и в то же время хотела вернуться сюда, в те годы, когда жизнь моя совершила крутой поворот?

Ничего я уже не хочу. Даже образ Рована померк в моей голове. Только добраться до комнаты и уснуть. Но и этой мечте сбыться не суждено, потому что я внезапно слышу голос в темноте – наполненный десятками отголосков эха, механический и чужой:

– Не трогай его. Ты меня поняла?

Вскакиваю со скамейки, оглядываюсь по сторонам, но не вижу никого. Над аллеей снова повисла тишина.